— Мария Павловна, вам звонок, – секретарша протягивает трубку. В её голосе — вот та самая особая интонация, что сразу подсказывает: что-то серьёзное.
Мария с неохотой откладывает документы, берёт телефон. На другом конце — взволнованный голос невестки Оли:
— Мария Павловна, простите, что отвлекаю на работе… Но тут такое дело… Ваша мама…
Сердце мгновенно сжалось. Мама. Восемьдесят два года, живёт одна в той же квартире, где когда-то росла Мария. Упрямая — словно камень, независимая — никого не слушает: ни о каком доме престарелых или сиделке и слышать не хочет.
— Что случилось? — и только голос почему-то звучит спокойнее, чем ей хотелось бы.
— Она упала дома. Соседка услышала, как что-то грохнулось, вызвала скорую. Сейчас в больнице. Врачи говорят — перелом шейки бедра…
Мария зажмуривается. В пятьдесят четыре она прекрасно понимает, что значат эти слова для пожилого человека.
— Я еду, — коротко отвечает она. — Какая больница?
Коридор больницы встречает запахом хлорки и… чего-то болезненного, тяжёлого. Мария спешит по длинному коридору, каблуки звенят по линолеуму. Она ужасно устала за последние полгода: новая должность — главный бухгалтер в крупной компании, стрессы, ответственность за целый отдел… Это всё накопилось комом.
В палате мама выглядит совсем крохотной, хрупкой — ничуть не похожей на ту строгую, сильную женщину, которая когда-то одна тянула Марию после смерти мужа.
— Машенька… — глаза у мамы влажные, голос слабый. — Приехала…
— Конечно, приехала, — Мария садится на край кровати, осторожно берёт тонкую, дрожащую руку. — Как ты себя чувствуешь?
— Плохо, доченька… Врач говорит — нужна операция. А я… я боюсь…
Доктор — молодая женщина, усталость в глазах — отводит Марию в коридор:
— В её возрасте операция опасна, — говорит она. — Но если не сделать… она не встанет. Будет прикована к постели: это пролежни, воспаление лёгких… Максимум — полгода.
— Если всё пройдёт успешно — шанс на восстановление есть. Полного, конечно, не будет, но с ходунками, возможно, будет двигаться. Но уход понадобится постоянный.
