От свекрови потом поступило «интересное предложение» — она предложила нам выкупить ее долю. Цену заломила просто космическую — я, когда услышала цифры, чуть в обморок не упала. Сашка пояснил: — Мама объясняет так: мы будем единолично владеть квартирой, а она — домом. В любом случае съезжать она оттуда не собирается, сказала, что последние дни доживет там. Я, в принципе, не против выкупить, только… Денег нет совсем! Я понимала, что свекровь нам просто гадит. Уж не знаю, за что, но слов из песни не выкинешь. Мне не давала покоя мысль, что я и мои дети в этой квартире находимся на птичьих правах. — Саш, ну сколько можно? — говорила я, вытирая руки после мытья посуды, — мы ведь взрослые люди, у нас дети. Нельзя так все оставлять, как есть! Нужно это все узаконить, разделить по-человечески. Он вздыхал, откладывал газету и смотрел на меня своим виноватым взглядом. Этот взгляд я уже выучила. Он означал: «Знаю, Юль, что ты права. Но что я могу сделать? Мама же….» — Юль, ну ты же знаешь, как мама относится к этому дому, — обычно говорил он, — это память об отце. Она ни за что его не продаст. — Да никто и не просит его продавать! — взрывалась я, — пусть живет там сколько угодно! Но нам-то что делать? Мы здесь, в этой квартире, живем как на пороховой бочке. У нас трое детей, а квартира, по сути, не наша. А если… Тьфу—тьфу—тьфу… Вдруг что случится с твоей мамой? Ты представляешь, сколько наследников на эту долю объявится? Все ее братья, племянники, внуки двоюродные. А если ее окрутит кто и она дарственную на эту квартиру и на дом оформит? Сколько таких случаев? Нам же ничего не достанется! Он замолкал, опускал голову. Видно было, что тема ему неприятна. Он любил свою маму, но и нас, свою семью, тоже любил. И разрывался между нами, как между двух огней. — Я поговорю с ней, Юль, — обещал он, — обязательно поговорю. Только дай мне время. И время шло. Месяцы превращались в годы, а ничего не менялось. Елена Петровна жила в своем доме, мы — в своей квартире. И над нами висел этот проклятый вопрос, который никак не решался. Пришлось сменить тактику — решила поговорить с Еленой Петровной напрямую. Саша был на работе, дети в садике. Я набрала ее номер. — Елена Петровна, здравствуйте, это Юля, — начала я осторожно, — у вас есть минутка поговорить? В свекровь немного помолчала, а потом заговорила. Ее тон мне сразу не понравился. — Да, Юля, слушаю тебя, — ответила она холодно. — Елена Петровна, я хотела с вами поговорить по поводу жилья, — сказала я, стараясь сохранять спокойствие, — вы же знаете, что у нас трое детей. Им нужно пространство, уверенность в будущем. Мы с Сашей много раз говорили об этом, но… — Но что? — перебила она меня. — Мы хотели бы, чтобы все было по—честному, — продолжала я, — чтобы вы жили в своем доме, а мы — в своей квартире. Чтобы у вас было свое, а у нас — свое. Можно же как-то решить этот вопрос? Вы могли бы оформить дом на себя, а квартиру — на Сашу. Саша готов на обмен. Мы очень хотели бы выплатить вам компенсацию за вашу долю в квартире, но средств на это не имеем. А так бы… В трубке воцарилось молчание. Я чувствовала, как у меня начинают потеть ладони. — Юль, я не понимаю, чего ты от меня хочешь, — наконец произнесла Елена Петровна. — я живу в своем доме, никого не трогаю. Квартира вам и так досталась. Что тебе еще нужно? — Но это же не наша квартира, Елена Петровна! — не выдержала я, — нам только четверть принадлежит. Вернее, ею Саша владеет. Остальное — ваше! А если… Если что-то случится? Что будет с нашими детьми? — Нечего думать о плохом, — отрезала она, — живите и радуйтесь, что у вас вообще есть крыша над головой. Многие и этого не имеют. — Мы хотим просто определенности! — взмолилась я, — мы хотим, чтобы у наших детей было свое жилье! Неужели это так много? — Хватит меня уговаривать, Юля, — сказала она раздраженно, — я не собираюсь ничего менять. И вообще, мне некогда разговаривать. До свидания. И она бросила трубку. Я сидела за столом, как оглушенная. Неужели это все? Неужели она действительно не понимает, что мы просто хотим нормальной жизни для своих детей? Вечером, когда Саша вернулся с работы, я рассказала ему о своем разговоре с его матерью. Он молча выслушал меня. — Я же говорил, Юль, — произнес он тихо, — мама не хочет ничего менять. Ее все устраивает. — И что нам делать? — спросила я, — неужели нам придется всю жизнь жить в подвешенном состоянии? Он пожал плечами. Я поняла, что он тоже не знает ответа. В ту ночь я долго не могла заснуть. В голове крутились разные мысли. Может быть, стоит обратиться к юристу? Может быть, есть какой-то способ заставить Елену Петровну разделить жилье по закону? Но потом я представила себе, что будет, если мы начнем судиться с его матерью. Это же будет ужасно. Саша этого не переживет.
«Саша, пусть она уйдет, — умоляла я мужа» — с отчаянием в голосе жена предостерегает о риске потери всего ради свекрови
Как долго можно терпеть жизнь на грани выживания?
