На поиски документов уходит полночи. Я перерываю шкафы, антресоли, старые коробки с бумагами – все, что обычно лежит «на всякий случай». Нахожу толстую папку с надписью «Квартира». Там – куча всего. Договор купли-продажи от застройщика. Свидетельство о регистрации права собственности на нас двоих. Какие-то квитанции. И… отдельный набор документов, тоненькая папочка с логотипом нашей госструктуры. Там справки о моем стаже, заявление на участие в жилищной программе, решение комиссии о выделении субсидии, договор между мной, Игорем и организацией, которая курировала программу. Субсидия! И правда, большая часть стоимости квартиры была покрыта за счет этой субсидии! А субсидия выделялась… лично мне! Как молодому специалисту с определенным стажем в бюджетной сфере! Вот оно что… И эта субсидия не была «просто деньгами». Она была целевой. Под покупку жилья. И участвовать в программе мог только работник отрасли.
Поздняя ночь. Я сижу посреди разворошенного шкафа, обложившись пыльными бумагами, и чувствую, как ярость во мне закипает. Он знал. Знал об этом нюансе! Ведь он подписывал все эти документы вместе со мной! Он не мог забыть! Значит, он сознательно пошел на эту махинацию, надеясь, что я либо не узнаю, либо не смогу доказать, либо… просто смирюсь. Думал, что я, клуша из бюджетной сферы, испугаюсь его связей (ну да, у него связи в каких-то там коммерческих кругах, всегда этим гордился), испугаюсь суда, юристов…
Засыпаю под утро, в голове – мешанина из цифр, дат, юридических терминов из найденных бумаг и образов Игоря – то ласкового, то отстраненного, то подписывающего этот подлый иск.
Следующий день. Офис Татьяны. Уютно, строго, пахнет кофе и типографской краской. Татьяна внимательно изучает привезенные мной документы. Перелистывает страницы, хмыкает, что-то записывает.
— Так-так… – она постукивает ручкой по папке с документами госпрограммы. – Так я и думала. Это не просто покупка. Это… совместная покупка с использованием целевой субсидии, выделенной лично тебе, Лена, как работнику. Игорь здесь шел как член семьи, созаемщик, сособственник. Но основание для получения субсидии – твоя деятельность. Это очень важно.
— То есть… он не мог просто так взять и подарить нашу общую квартиру своей матери?
— Мог. Чисто технически – мог. Подписал договор дарения, зарегистрировал переход права. Все вроде бы выглядит законно. Но! Есть несколько «но». Первое: это ваше совместно нажитое имущество. Даже если часть денег была субсидией, она выдана в период брака, и квартира оформлена на вас двоих. Второе: он не получил твоего согласия на сделку. Крупную сделку с совместно нажитым имуществом! Это прямое нарушение закона! И третье, самое главное: источник средств. Эта субсидия, она не просто так появилась. Это мера государственной поддержки. И есть определенные условия ее использования. Часто такие программы предусматривают ограничения на отчуждение жилья в определенный срок. Или условия, при которых субсидия может быть возвращена государству!
— Возвращена?! – у меня перехватывает дыхание.
— Ну, это надо читать внимательно ваш договор с организацией, курирующей программу, и само положение о программе, – Татьяна листает документы. – Но даже если этого прямого требования нет, сам факт, что основанием для получения такой существенной части стоимости квартиры была твоя работа, твое положение… Это говорит о том, что его сделка с матерью – фиктивная. Сделана с целью увести имущество от раздела при разводе. А такие сделки в суде легко оспариваются. especially когда речь идет о таком откровенном маневре – подарить всю квартиру своей матери за две недели до подачи на развод!
— Две недели! – только сейчас до меня доходит этот тайминг. Он все рассчитал!
— Да, тайминг просто кричит о его намерениях, – подтверждает Татьяна. – Но он просчитался. Или недооценил тебя. Или просто запаниковал и сделал грубую ошибку. Переписать совместно нажитое имущество без согласия супруги – это раз. И переписать имущество, в котором есть доля, приобретенная за счет целевой госпрограммы, выданной другому супругу – это два. И вот этот второй пункт, Лена, это его роковая ошибка.
В следующие недели моя жизнь превращается в сплошную работу со следователем. Ну, то есть, с Татьяной. Мы собираем доказательства. Подтверждения, что субсидия была выделена мне, что большая часть стоимости квартиры была покрыта ею. Справки из моей бухгалтерии о моей зарплате за тот период (чтобы показать, что из нашей зарплаты покрывалась оставшаяся часть и, возможно, платежи, если они были), выписки из банка, где видно движение средств (первоначальный взнос, ежемесячные платежи, если это была ипотека под субсидию – надо уточнить). Мы даже находим какие-то старые совместные фотографии, где мы с Игорем выбираем обои, клеим их… Татьяна говорит, что это мелочи, но они создают фон, показывают, что это был наш дом, наша общая жизнь.
А Игорь… Игорь возвращается. Как ни в чем не бывало.
— Лена, привет! Что-то я смотрю, ты какая-то… задумчивая, – говорит он, войдя в квартиру. Квартиру, которую он уже мне не считает.
Я держусь. Вспоминаю наказ Татьяны – ни скандалов, ни выяснений отношений. Тянуть время.
— Устала что-то, – отвечаю как можно более равнодушно.
— Ну да, работы много. Мне вот тоже пришлось задержаться, там такие завалы!
Он врет. Так спокойно, привычно. Как будто эти две недели он правда пахал на работе, а не ходил по нотариусам и судам. Я смотрю на него и почти физически ощущаю гадливость. Как я могла жить с этим человеком столько лет и не видеть, кто он на самом деле? Эта его расчетливость, эта скрытность… Я списывала это на характер. А это оказался признак другой болезни – жадности и беспринципности.
Он делает вид, что ничего не произошло. Живет как раньше. Ест приготовленные мной обеды, смотрит телевизор по вечерам. Я смотрю на него и думаю: неужели он думает, что все так просто? Что я вот так сглотну и уйду в никуда?
Как-то вечером он все-таки заговаривает о разводе. Вскользь так, между прочим, будто говорит о плохой погоде.
— Знаешь, Лена… Мне кажется, нам надо… поговорить. О нас. Мне кажется, наши отношения… зашли в тупик. Мы стали чужими.
Я слушаю, и внутри все сжимается от негодования. Чужими? Это ты сделал нас чужими, когда готовился меня выкинуть!
— Да, Игорь, думаю, нам есть о чем поговорить, – отвечаю я, стараясь, чтобы голос звучал спокойно, даже немного устало.
— Ну вот… Видишь. Я, кстати, тут… к юристу обращался. Так, чисто проконсультироваться. Ну, чтобы понимать, как это все происходит. Процедура… – он запинается. – Просто чтобы знать. Если вдруг… ну, если вдруг мы решим…
Я не перебиваю. Смотрю на него. И чувствую, как мои глаза, наверное, становятся жесткими.
— Он сказал, что раз нет общих детей, общих долгов… то все быстро. А имущество… Ну, общее имущество мы можем как-то сами поделить. Если захотим. Но у нас же особо и нет ничего… Квартира вот… А дача твоя, машина старая…
— А квартира? – спрашиваю я, глядя ему прямо в глаза.
Он слегка отводит взгляд.
— Ну… квартира… Это же… Помнишь, я говорил тебе, что надо ее немного… обезопасить? Всякие там риски, проверки… Я же в бизнесе, там всегда… Ну, в общем, я переписал ее на маму. Временно. Чтобы спокойнее было. Потом, когда все устаканится, я верну. Это чисто формальность! Ты же понимаешь?
Временно. Формальность. Какое лицемерие! Переписать квартиру, подать на развод – и называть это «формальностью» и «временно»!
