Елена хмурилась, вслушиваясь в голос свекрови, доносящийся из телефонной трубки.
Маргарита Николаевна говорила громко и уверенно, с той особой интонацией, которая не предполагает возражений.
— К нам Русланчик с Софочкой едут! Представляешь, какая радость? Завтра уже будут. На десять дней погостить собрались.
У Елены внутри все оборвалось. Она машинально взглянула на настенный календарь — до зарплаты оставалось больше недели.
В памяти тут же всплыл прошлый визит этой парочки, от которого она отходила целый месяц.
— Как завтра? — только и смогла выдавить она. — Маргарита Николаевна, может, не стоит...
— Что значит «не стоит»? — В голосе свекрови зазвенели возмущенные нотки. — Родная кр овь едет! Ты что же, против родни?
Елена прикрыла глаза. Перед внутренним взором замелькали картины трехмесячной давности:
София, восседающая на кухне с требовательным видом — «А что у нас на ужин?», Руслан, небрежно роняющий — «Да ладно, мы же свои люди!».
Горы грязной посуды, пустой холодильник, который опустошался за считанные часы...
— Маргарита Николаевна, вы же помните, как в прошлый раз было, — осторожно начала Елена. — Мы только-только бюджет выровняли...
— Ой, началось! — перебила свекровь. — Вечно ты, Лена, со своими подсчетами!
Неужто два лишних рта такую брешь в кармане сделают? Они же не объедят вас!
Елена горько усмехнулась. Если бы свекровь знала, сколько денег уходило на этих «гостей»!
Одни только завтраки чего стоили — София признавала исключительно свежайшие круассаны из французской пекарни и дорогущий кофе определенной марки.
А Руслан... этот вообще считал, что родственные связи автоматически дают право на бесплатный пансион.
— Понимаете, — Елена старалась говорить как можно мягче, — дело не только в деньгах. У нас работа, у Максима школа...
— А что школа? — не унималась Маргарита Николаевна. — Максимке только полезно будет с двоюродным дядей пообщаться! Руслан же у нас такой интересный, столько всего знает!
«Да уж, знает, — мысленно фыркнула Елена, — особенно как за чужой счет жить».
Она вспомнила, как Руслан учил тринадцатилетнего Максима «правильному» отношению к деньгам:
«Не парься, племяш! Главное — уметь красиво жить, а деньги... они приложатся!». (продолжение в статье)
— Я не понимаю, чем вы его кормите, Алина! У него же в глазах одни углеводы! — свекровь, Людмила Петровна, стояла посреди кухни, как дежурный офицер в казарме, и смотрела на Алину так, будто та прямо сейчас скормит Кирюше отравленную сосиску.
— Пюре с котлетой, Людмила Петровна, — спокойно ответила Алина, не поднимая глаз от тарелки. — Домашнее. Котлета — индейка, запечённая, если вы хотите уточнить. Без панировки.
— Индейка! — с кислой гримасой передразнила свекровь. — Поколение индейки выросло! Нас говядиной кормили. С детства. Вот поэтому у вас у всех спины сутулые, ноги кривые и характер — как у цапли, которую дразнили в школе. А он — вон, с ложкой не справляется! В пять лет!
— Может, вы ему ещё гирю в руки дадите, Людмила Петровна? Или, может, в армию сразу запишем? — Алина всё-таки посмотрела. Спокойно, но с прищуром. Таким, каким смотришь на комара, залетевшего в спальню ночью: вроде мелочь, а кровь попортит.
— Говори мне «мама», — отрезала свекровь с обидой. — Я тебе не Людмила Петровна. Мы же семья. Или у вас в семье принято родителей на «вы»?
— А у вас в семье принято, чтобы гости распоряжались на кухне и воспитывали чужих детей? — Алина говорила всё тем же ровным тоном, но ложку положила. Кирюша, между тем, копался в пюре, делая в нём дорожки, как экскаватор.
— Я не гость, — торжественно заявила свекровь, — я бабушка. И если бы ты меня хоть немного уважала, ты бы не наливала ему этот… как это называется? — она заглянула в кастрюлю. — Соевый соус?!
— Господи, да это бульон от котлеты, — не выдержала Алина. — Вы что, реально думаете, что я его чем-то мариную?
— А я всё записываю, — вдруг неожиданно сказала свекровь и вытащила блокнот. — Вот, пожалуйста: «23 апреля. Обед. Ребёнок ел странную серую жидкость. На вкус солёная. И пюре. Без овощей». Это я потом Максиму покажу. Чтобы не думал, что я наговариваю.
— Лучше бы вы себе давление мерили, а не на меня отчёты писали, — буркнула Алина, и встала из-за стола. — Кирюша, пойдём, поиграем с динозавром. Пока бабушка не решила тебя в консервы закатать.
— Вот она, молодёжь! — прокомментировала свекровь, убирая блокнот. — Ни благодарности, ни терпения. Я, между прочим, в девяностых на трёх работах пахала, Макса поднимала, чтоб он стал человеком. А вы тут — «пюре с индейкой». Нежные вы все стали. Один раз наорал на ребёнка — и уже психологическая травма!
— Да вы на него не орёте, вы его раздавливаете своим тоном, — обернулась Алина. — Он даже к вам на руки не идёт. Это нормально, по-вашему?
— Потому что ты его накрутила! — указала на неё пальцем свекровь. — Ты мать, ты и виновата. В моё время такие матери...
— В ваше время детей били ремнём и считали это за любовь, — перебила Алина. — Но вы же всё время говорите, что у нас теперь «другое время». Вот и давайте не по стандарту СССР жить, а как люди.
На кухне повисла пауза. Напряжённая, как лицо у телеведущей, когда режиссёр срывает эфир.
Кирюша чихнул. (продолжение в статье)
Марина в третий раз за утро изменила маршрут на телефоне. Она шла не по навигатору, а оттягивала момент — снова сделала круг вокруг квартала, заходила в аптеку “просто так”, стояла у кофейни, смотрела, как пар клубится над чашками.
Время приближалось к семи, и все в ней сопротивлялось.
— Это же глупо, — пробормотала она в шарф,— мне тридцать два, я взрослый человек, я могу просто не прийти.
Она достала телефон, открыла чат с Лерой:”Мариш, если сбежишь — я тебя из Tinder забаню лично. Просто посиди с ним час. Ты не обязана выходить замуж. Просто. Посиди”.
Марина скривилась. Лера была ее лучшей подругой и самой раздражающей частью жизни одновременно. Она уговаривала ее “выйти в люди” уже месяц, и в итоге подделала аккаунт Марины на сайте знакомств, а потом — устроила это свидание вслепую.
— Какого …, — снова прошептала Марина и выругалась, когда обувь соскользнула по наледи. Вход в кафе был уже рядом.
Днем у нее был прием. Трое детей — две тревожные мамы, один папа с ярко выраженным нарциссизмом. Она не злилась — просто выгорела. Последние полгода Марина чувствовала, как работа стала автоматом: слушать, анализировать, ставить гипотезы. Только дома все рушилось в тишину и пустой холодильник.
И все чаще — в горькое чувство, что ее профессиональная способность понимать чужие семьи никак не приближает к собственной.
Кафе называлось “Розмарин”. Маленькое, с желтыми фонариками у окна. Внутри пахло корицей и жареным сыром. Марина вошла, сразу ощутив, как обострилась тревога: а если он старый? А если наврал, как все? Или окажется скучным до зевоты?
— Добрый вечер, у вас столик на двоих, да? — спросила девушка у стойки.
Марина кивнула. Ее провели к столику у окна. Она села, положила сумку на колени, стала смотреть в меню, хотя вряд ли собиралась есть.
Прошло пять минут. Потом еще десять. Она уже достала телефон, когда дверь снова открылась.
Мужчина среднего роста, темное пальто, небрит — но не неухоженный. Девочка в фиолетовом комбинезоне крепко держала его за руку. Они огляделись, он сказал что-то администратору, та указала в ее сторону.
— Только не это, — прошептала Марина.
Он подошел к столу, чуть неловко улыбнулся.
— Добрый вечер. Вы Марина? Я — Олег. Простите, это... неожиданно.
Он указал на ребенка:
— Это Полина. Я не планировал, честно. Няня отменилась за час до встречи.
Марина посмотрела на девочку. Та смотрела в потолок и явно боролась со сном. На щеке — маленький пластырь с динозавром.
— Простите, — снова сказал он, — понимаю, вы не на это рассчитывали. Можем все отменить. Я просто подумал — вы уже здесь, может...
— Я... — Марина вздохнула, — честно говоря, даже не знаю, что сказать.
— Я тоже, — кротко улыбнулся он, — у меня это... первое свидание за... много лет.
Они помолчали. Девочка присела на стул рядом с отцом, потом полезла к нему на колени. Он привычно подхватил ее.
— Извините, я понимаю, что это... странно, — тихо добавил он, — мы можем просто попить чаю. Или вы можете уйти, я не обижусь.
Марина огляделась. На соседнем столике пара смеялась. В углу играла музыка — что-то джазовое. Она снова посмотрела на девочку. Маленькие пальцы крепко держались за рукав папиного пальто.
— Вы уверены, что не хотите уйти? — спросил он снова.
Она покачала головой.
— Знаете... раз уж я все равно сюда дошла, давайте просто попьем чай. Без обязательств. Без сценария.
— Это звучит справедливо, — с облегчением кивнул он, — спасибо.
— Вы, кстати, могли бы предупредить, что вы — папа.
— Я... сам не планировал приходить. Это брат зарегистрировал меня. Я не очень в этих делах.
— А вы уверены, что вы вообще хотели приходить?
— До этого момента — не очень. Сейчас, может быть, немного больше.
Девочка на его коленях уже почти спала.
Марина впервые за вечер улыбнулась. Ей было странно, неловко, не так, как она ожидала, но почему-то — не хотелось уходить.
Чай остывал, разговор все еще держался на поверхности. Полина заснула у отца на коленях. Олег осторожно поправил ей капюшон, не разбудив.
— Она всегда так быстро засыпает? — спросила Марина, потягивая чай с чабрецом.
— Почти всегда. Особенно когда скучно, — он усмехнулся,— или когда знает, что рядом я.
— Это... здорово. Значит, чувствует себя в безопасности.
Олег кивнул. Помолчали.
— А вы, кажется, привыкли к детям, — добавил он, — профессионально?
— Да, я детский психолог. Пять лет частной практики. До этого — в центре.
— И все еще хотите общаться с людьми?
— Не всегда, — Марина улыбнулась краем губ, — иногда — совсем нет. Особенно с родителями. Но дети... с ними проще. Они честнее.
Она посмотрела на него внимательнее. В нем не было суеты — и в то же время что-то собранное, будто постоянно в напряжении. Сидел прямо, как будто слушает не только ее, но и что-то внутри себя.
— Я, наверное, действительно выглядел глупо, — сказал он.
— Вы — нет. Ситуация — да, но… как ни странно, это самый живой вечер за последние месяцы.
— Осталась. Не знаю почему.
Он не ответил, только чуть склонил голову в знак благодарности.
Через стекло виднелся парк — темная крона деревьев, фонари, пустые лавки. С неба лениво начали падать редкие капли.
— Хотите пройтись немного? — вдруг сказал он, — может, пройдемся, пока не начался ливень?
Марина на секунду задумалась, потом кивнула.
— Она привычна к “ночным приключениям”. Я посажу ее в рюкзак. Он с жесткой спинкой, как у кенгуру. Все продумано.
Они вышли. Воздух был теплый и влажный, с запахом мокрых лип и земли. Свет фонарей падал на дорожки неровными пятнами. Полина сидела в переноске на спине у отца, все еще спала, тихо сопя.
— Вы всегда такой организованный? — спросила Марина.
— Вдовец с ребенком — это как выживание на поле битвы. Планируешь на день вперед, но готовишься к апокалипсису.
— Все нормально. Я привык к этому слову. Оно уже не колет. Просто... звучит как факт. Как “был дождь”.
Он посмотрел в небо. Дождь стал капать плотнее, по-осеннему — сдержанно, но настойчиво.
— Нам бы куда-нибудь под крышу.
Они свернули с главной дорожки и нашли беседку — круглая, деревянная, с облупившейся краской. Внутри было сухо. Они сели на скамейку.
— Хочется, чтобы сейчас заиграла музыка и пошли титры, — сказала Марина, закутавшись в шарф, — такой странный вечер.
— Или чтобы кто-то сказал: “и тут они поняли, что у них будет что-то настоящее”, — с легкой усмешкой добавил он.
— Не спешите, — сказала она, — это не похоже на фильм.
Он кивнул. Тишина. Только капли били по крыше.
— Вы давно остались вдвоем? — спросила она. Голос был мягкий.
— Почти три года. Катя умерла внезапно. Аневризма. Тридцать два. Мы с ней… были разными, но она была… живой. Я не могу это описать иначе.
— И все это время — один?
— Почти. Брат уговаривал. Говорил, я скучаю. Вот и зарегистрировал меня сам. Я даже не знал, кого он выбрал. Только адрес получил на почту. Честно, хотел отменить. Но… не знаю. Устал бояться.
Марина молчала. Потом сказала:
— Я тоже одна долго. И не из-за карьеры, как думают. Просто... от страха ошибиться, повторить.
— Одного человека. Одно решение. Один аборт. Тогда было восемнадцать. Больше не получалось строить ничего по-настоящему. Все было как будто с оглядкой.
— Простите, — добавила она, — я не часто рассказываю это. Особенно незнакомцам. Особенно в парке под дождем.
— Мы уже не совсем незнакомцы, — сказал он, — у нас был чай. И общий зонтик.
— Вот и повод увидеться еще.
Она посмотрела на него. Он смотрел на нее — не с нажимом, не с ожиданием. Просто так. (продолжение в статье)