— Нет-нет, все хорошо. Работа отвлекает.
Вечером раздался неожиданный звонок. Светлана, дочь Марины Степановны, плакала в трубку:
— Тетя Нина, помогите! Мама в больнице, инсульт…
— Час назад. Я еду, но только через три часа буду. Посмотрите за ней, пожалуйста!
В больнице пахло лекарствами и отчаянием. Марина Степановна лежала под капельницей, маленькая и беспомощная. Нина Петровна сидела рядом, держа подругу за руку.
Господи, как же страшно. Вот так лежала ее мама перед смертью. И тоже ждала дочь, которая «была занята на работе»…
Ночью приехала Светлана — встревоженная, виноватая:
— Спасибо, тетя Нина. Я теперь сама.
Домой Нина Петровна вернулась под утро. Несколько часов проспала тревожным сном, потом позвонила на работу, взяла отгул.
В обед позвонила Ирина:
— Мам, ты чего трубку не брала?
— Спала. У Марины Степановны инсульт, я всю ночь в больнице была.
— Ужас какой! — в голосе дочери звучало искреннее сочувствие. — А Светка приехала?
— Приехала. Как ты там?
— Нормально. Комнату сегодня смотреть иду. Вроде недалеко от метро, хозяйка приятная по телефону.
— Будь осторожна, — привычно сказала Нина Петровна.
— Мам! — в голосе дочери появилось знакомое раздражение. — Я же не маленькая!
— Прости. Просто волнуюсь.
— Все будет хорошо. Ладно, побегу, а то на собеседование опаздываю.
После разговора на душе стало тяжело. Вроде и говорили нормально, а как будто стена между ними — холодная, невидимая, но прочная.
Вечером Нина Петровна пошла в больницу к Марине Степановне. Подруга уже пришла в себя, говорила с трудом, но узнавала всех.
— Светка… уехала? — спросила она, когда Нина присела у кровати.
— Да, на работу надо было.
— Понимаю… — Марина Степановна слабо улыбнулась. — У всех… дела.
В этой улыбке было столько горечи, что у Нины Петровны защемило сердце. Она просидела у подруги до конца visiting часов, рассказывая городские новости, стараясь отвлечь от грустных мыслей.
Домой возвращалась в сумерках. Октябрь выдался холодным, ветреным. В свете фонарей кружились редкие снежинки — первые в этом году.
Ирина позвонила поздно вечером:
— Мам, я комнату сняла! Приличная, чистая, хозяйка пожилая учительница. И недорого совсем!
— Хорошо, доченька, — через силу улыбнулась Нина Петровна. — А собеседование как?
— Нормально вроде. Завтра должны перезвонить.
В голосе дочери звучало столько энтузиазма, столько надежды… Разве можно омрачать ее радость своими страхами?
Следующие дни потянулись однообразной чередой: работа, больница, дом. Светлана приезжала на выходные, но в будни Марина Степановна оставалась на попечении Нины Петровны.
— Замучила я тебя, — как-то сказала подруга.
— Перестань. Ты для меня всегда была больше чем соседка.
— Знаю… — Марина Степановна помолчала. — А помнишь, как наши девчонки в садик вместе ходили?
— Конечно, помню. Ирка все Светкины бантики примеряла.
— А теперь выросли. Разлетелись…
В палате повисла тяжелая тишина.
От Ирины приходили короткие сообщения: «Все хорошо», «На работу берут», «Очень занята». Звонила она все реже — «времени нет совсем».
Каждый вечер Нина Петровна заходила в пустую квартиру дочери. Проверяла, все ли в порядке, поливала цветы. Смотрела на фотографии на стенах — вот они с Ириной на море, вот на даче у бабушки, вот выпускной в университете…
В начале ноября Марину Степановну выписали. Она уже могла ходить, держась за стенку, но до полного восстановления было далеко.
— Врач сказал, месяца три реабилитации, — рассказывала Светлана, забирая мать домой. — Я бы взяла ее к себе, но…
— Какое «к себе»? — возмутилась Марина Степановна. — У тебя своя семья, маленький ребенок. Дома буду восстанавливаться.
— Я помогу, — твердо сказала Нина Петровна. — Не переживай, Света.
