Он помнил, как мать кричала на отца — прямо здесь, у этой скамейки. Обвиняла в чем-то, грозила разводом. Отец молчал, курил одну за другой. А потом ушел — и не вернулся. Сердце не выдержало на полпути к станции.
Анна Николаевна тогда не сказала невестке ни слова упрека. Только заперлась в своей комнате на три дня. А потом вышла — собранная, спокойная — и стала жить дальше.
Валентина Сергеевна металась, рыдала, требовала внимания и сочувствия. Месяц не ходила на работу, лежала в темной комнате. Игорь метался между матерью и женой — Люда была на сносях, со дня на день ждали Катю.
Люда не выдержала первой — собрала вещи и уехала к родителям. Через неделю родила. А еще через месяц подала на развод.
Игорь остался с матерью — куда ему было деться? Снимал квартиру в городе, работал, привозил продукты и деньги. Катю видел по выходным — Люда не препятствовала общению с дочерью.
А Валентина Сергеевна словно присвоила себе чужое горе — носила траур, плакала над фотографиями, обвиняла всех в черствости и непонимании. Даже Анна Николаевна не могла ее утихомирить.
Прошло время, боль притупилась. Валентина Сергеевна сменила траур на яркие наряды, начала краситься, ходить в гости. Устроилась работать в библиотеку — правда, продержалась недолго. Пыталась устроить личную жизнь — но все кавалеры быстро сбегали, не выдержав ее характера.
А потом она словно нашла свое призвание — в заботе о доме и саде. Высаживала цветы, белила деревья, красила забор. Варила варенье, солила огурцы, квасила капусту. Проветривала подушки, перестилала постели, натирала полы.
Анна Николаевна пыталась участвовать в этой бурной деятельности, но невестка мягко, но настойчиво отстранила ее. «Вы отдыхайте, мама, я сама все сделаю!»
И делала — по-своему, не считаясь с мнением свекрови. Переставляла мебель, меняла шторы, выбрасывала старые вещи. Анна Николаевна только качала головой, но молчала.
А может, именно тогда и решила — кому достанется дом после ее смерти.
Игорь вздрогнул от пронзительного телефонного звонка. Катя.
— Пап, я приехала раньше. Уже в такси, через полчаса буду.
— Хорошо, — он помедлил. — Только… бабушка Валя не в настроении.
— Когда она в настроении? — хмыкнула Катя. — Ладно, справимся как-нибудь.
Игорь поднялся со скамейки. Надо предупредить мать — пусть успокоится, приведет себя в порядок. Но в доме было тихо.
— Мам? — позвал он, заглядывая в комнаты.
Валентина Сергеевна обнаружилась в спальне Анны Николаевны. Она сидела на кровати, держа в руках старую фотографию.
— Это наша свадьба, — сказала она, не поднимая головы. — Помнишь? Тебе было пять лет, ты нес кольца…
Игорь помнил. Белое платье матери, строгий костюм отца, свою матроску и бархатную подушечку с кольцами. И счастливую улыбку Анны Николаевны.
— Она благословила нас, — продолжала Валентина Сергеевна. — Сказала: живите дружно, берегите друг друга. А мы… я…
Она всхлипнула, прижала фотографию к груди.
— Мам, Катя приезжает, — мягко сказал Игорь. — Может, умоешься, переоденешься?
— Зачем? — горько усмехнулась Валентина Сергеевна. — Чтобы произвести впечатление на новую хозяйку? Пусть видит меня такой — старой, больной, никому не нужной…
— Перестань, — поморщился Игорь. — Ты сама себя накручиваешь. Катя не враг тебе.
— Не враг? — Валентина Сергеевна подняла покрасневшие глаза. — А кто? Благодетельница? Хозяйка, которая может в любой момент выставить меня на улицу?
— Никто тебя не выставит! — не выдержал Игорь. — Хватит драматизировать! У тебя есть квартира, пенсия, я помогаю. Не на улице останешься!
