Из кухни донёсся знакомый аромат — вишнёвый пирог, корица и что-то ещё… Ваниль? Анна глубоко вдохнула и переступила порог.
— Галина Петровна? — тихо позвала она. — Я дома.
Анна замерла в прихожей, прислушиваясь к звукам из кухни. Лёгкий стук посуды, шум воды — Галина Петровна явно готовила завтрак. Неожиданно из-за угла выскочил маленький пушистый комочек — пекинес Тоша радостно залаял и принялся обнюхивать её туфли.
— Тихо, Тоша! — раздался голос из кухни. — Анечка, это ты?
Анна глубоко вздохнула и прошла на кухню. Стол был накрыт: свежий пирог с вишней, ещё тёплый, дымился в центре, рядом стоял кофейник и две чашки. Галина Петровна, в том же фартуке в горошек, но теперь с аккуратно убранными волосами, повернулась к ней с опасливой улыбкой.
— Я… я подумала, что тебе, наверное, хочется нормально позавтракать после гостиницы, — проговорила она, вытирая руки о полотенце.
Анна молча села за стол. Запах пирога, который она не ела больше пяти лет, вызвал внезапный ком в горле. Галина Петровна налила кофе в её любимую чашку — ту самую, с синими цветами, которую Анна купила ещё в первые годы замужества
— Сахар? — спросила Галина Петровна.
— Два кусочка, — автоматически ответила Анна и тут же удивилась — неужели она помнит?
Кофе оказался в меру крепким, именно таким, как любила Анна. Первый глоток обжёг губы, но согрел изнутри. Галина Петровна молча положила перед ней кусок пирога. Вишнёвый сок проступил сквозь тесто рубиновыми пятнами.
— Спасибо, — тихо сказала Анна.
Они ели молча. Тоша устроился у ног Анны, время от времени поглядывая на неё умными чёрными глазками. Вдруг Галина Петровна отложила вилку.
— Я хочу извиниться, — начала она, глядя куда-то мимо Анны. — За всё. За то, что вчера… за то, что раньше… — её голос дрогнул. — Я вела себя ужасно. И после развода, и сейчас.
Анна подняла глаза. Впервые она разглядела, как постарела Галина Петровна. Глубокие морщины у глаз, седые пряди у висков, руки с выступающими венами. Не та властная свекровь из её воспоминаний, а просто пожилая женщина.
— Я не знала, куда идти, — продолжала Галина Петровна, вертя в пальцах салфетку. — Когда хозяева сказали, что продают квартиру… Максим единственный, кто не отказал. Он хороший мальчик, — она посмотрела на Анну, — ты его хорошо воспитала.
Анна отодвинула тарелку.
— Почему ты не позвонила мне сама?
Галина Петровна опустила глаза:
— Боялась. После всего, что было… После тех слов, которые я говорила тебе… — её голос сорвался. — Я думала, ты выгонишь меня сразу.
Тоша вдруг поднял голову и заскулил. Галина Петровна потянулась к нему, но Анна опередила её — машинально погладила собаку по голове. Пекинес тут же лизнул ей руку.
— Я не собираюсь тебя выгонять, — неожиданно для себя сказала Анна. — Но нам нужно установить правила.
Галина Петровна замерла, боясь пошевелиться, словно перед ней могло рассыпаться хрупкое перемирие.
— Во-первых, мои вещи — на свои места. Все. Во-вторых, никаких перестановок без моего согласия. В-третьих…
Анна замолчала, глядя в окно. За ним разворачивался обычный городской пейзаж — люди спешили на работу, дети шли в школу. Жизнь шла своим чередом.
— В-третьих, — продолжила она, поворачиваясь к Галине Петровне, — давай попробуем начать всё заново. Без упрёков. Без прошлых обид.
Галина Петровна вдруг расплакалась. Слёзы катились по её щекам, оставляя блестящие дорожки.
— Спасибо, — прошептала она. — Я… я не заслуживаю этого.
Анна протянула ей салфетку.
— Никто не говорит, что будет легко. Но попробовать стоит.
Она отломила ещё кусок пирога. Вкус вишни разлился по рту — кисло-сладкий, с лёгкой горчинкой, совсем как в её воспоминаниях.
Вдруг зазвонил телефон. Максим. Анна взглянула на экран, затем на Галину Петровну, и впервые за последние сутки по-настоящему улыбнулась.
— Давай позовём его на завтрак? — предложила она. — Пусть объяснит всё сам.
Галина Петровна кивнула, быстро вытирая слёзы. Анна поднесла телефон к уху:
— Максим? Приезжай домой. Мы с Галиной Петровной тебя ждём. И… захвати сливок к кофе.
Она положила трубку и взглянула на кухню, где всё ещё витал аромат свежеиспечённого пирога. Возможно, это было началом чего-то нового. Сложного, неидеального, но своего.
Галина Петровна осторожно улыбнулась ей в ответ, и Анна вдруг поняла, что впервые за долгие годы чувствует себя в этом доме… как дома.
Дверь распахнулась через сорок минут. Максим стоял на пороге, мокрый от дождя, с пакетом в руках. Его глаза беспокойно метались между Анной и Галиной Петровной, пытаясь прочитать ситуацию. — Входи, — Анна отступила в сторону. — Мы как раз пирог доедаем. Максим неуверенно переступил порог. Тоша радостно бросился к нему, оставляя мокрые следы на брюках. — Я… сливки привёз, — он протянул пакет. — И булочки с корицей. Ты их любишь, мам. Анна взяла пакет, чувствуя, как её обида потихоньку тает. Максим выглядел таким растерянным, таким похожим на того маленького мальчика, который приносил ей одуванчики в кулачке. — Садись, — сказала она мягче. — Кофе ещё горячий. Галина Петровна уже наливала в чашку ароматную жидкость. Кухня наполнилась тишиной, нарушаемой только тиканьем часов и шумом дождя за окном. — Я хочу понять, — начала Анна, разламывая булочку пополам. — Как ты вообще решился на это, Максим? Он вздохнул, проводя пальцами по краю чашки. — Бабушка пришла ко мне в слезах. Сказала, что ей дали три дня на выезд. Я не знал, что делать… — он посмотрел на Анну. — Ты была так далеко, а я… я подумал, что ты не откажешь. Хотя бы на время. Анна перевела взгляд на Галину Петровну. Та сидела, сгорбившись, будто стараясь занять как можно меньше места. — Почему ты не сказала мне правду сразу? — спросила Анна. — Про три дня. Про то, что тебе действительно некуда идти. Галина Петровна подняла дрожащие руки. — Стыдно было, Анечка. После всего… Ты же знаешь, как я относилась к тебе после развода. А теперь прийти просить помощи… Тоша устроился у её ног, положив мордочку на тапочки. Анна заметила, как дрожит подбородок свекрови. — Мы могли бы договориться по-человечески, — сказала Анна. — Без этого… вторжения. Максим нервно провёл рукой по волосам: — Я всё испортил, да? Анна посмотрела на сына — на его сведённые брови, на морщинки у глаз, так похожие на её собственные. — Да, — ответила она. — Но теперь будем исправлять. Она встала и подошла к окну. Дождь уже стихал, сквозь тучи пробивались лучи солнца. — Вот моё предложение, — повернулась Анна к ним обоим. — Галина Петровна остаётся. Но с условиями. Максим выпрямился на стуле. Галина Петровна замерла, не дыша. — Во-первых, это временно. Месяц, максимум два. За это время мы поможем найти подходящий вариант. Во-вторых, — Анна сделала ударение, — никаких перестановок, никаких выбрасываний моих вещей. И третье — мы все учимся уважать границы друг друга. Галина Петровна вдруг встала и, к удивлению Анны, поклонилась: — Спасибо. Я… я буду тише воды. — И последнее, — добавила Анна, глядя на сына. — Максим, ты каждые выходные приезжаешь помогать. Уборка, покупки, всё что нужно. — Конечно, мам! — он буквально расцвёл. — Я даже Тошу выгуливать буду! Анна не смогла сдержать улыбку. В этот момент телефон Галины Петровны заиграл старомодную мелодию. Та взглянула на экран и побледнела. — Это… это хозяева той квартиры. Наверное, насчёт вещей… Анна протянула руку: — Дай мне. Галина Петровна с удивлением передала телефон. Анна поднесла его к уху: — Алло? Да, это Анна Сергеевна. Нет, Галина Петровна сейчас не может подойти… Да, я её невестка. Нет, вещи вы можете выбросить, они нам не нужны… Что? Нет, никаких претензий. Да. До свидания. Она положила телефон на стол. Галина Петровна смотрела на неё широко раскрытыми глазами. — Ты… ты сказала «невестка». После всего… Анна налила себе ещё кофе. — Старые привычки, — пожала она плечами. Но в углу её губ дрогнула улыбка. Максим вдруг рассмеялся, и это смех разрядил напряжение. Даже Тоша замахал хвостом, чувствуя изменение атмосферы. — Знаете что? — Анна отодвинула чашку. — Давайте съедим этот пирог до конца. А потом… потом начнём всё сначала. Галина Петровна кивнула, и в её глазах стояли слёзы. Но теперь это были слёзы облегчения. Максим обнял обеих женщин — мать и бабушку. А за окном дождь закончился, и на мокрый асфальт упал первый луч солнца.
