— Боже… что мы наделали…
Максим подошёл и обнял её за плечи. Его руки тоже дрожали.
— Мы защищали нашу семью. Нашего малыша.
Катя прижалась к его груди, сдерживая слёзы.
— А если они никогда не простят? Если не захотят видеть нашего ребёнка?
Максим долго молчал, глядя в окно, где удалялись фигуры родителей.
— Тогда… тогда это их выбор. — он глубоко вздохнул. — Мы дадим нашему ребёнку столько любви, что ему не будет нужна их холодная «забота».
На кухне капал кран. Где-то за окном кричали дети. Жизнь продолжалась. Но что-то в ней безвозвратно изменилось.
Тишина в доме казалась неестественной после недавней бури эмоций. Катя сидела на краю дивана, обхватив руками живот, хотя срок был ещё слишком маленьким, чтобы что-то чувствовать. Максим стоял у окна, спиной к комнате, наблюдая, как машина родителей исчезает за поворотом.
— Они даже не обернулись, — прошептал он, и в его голосе Катя услышала что-то, от чего сжалось сердце.
Она встала, подошла к мужу, осторожно прикоснулась к его плечу. Максим вздрогнул, но не отстранился.
— Прости, — сказала Катя. — Я не хотела такого исхода. Просто… я больше не могла молчать.
Максим медленно повернулся. Его глаза были красными, но слёз не было.
— Ты не виновата. Это должно было случиться рано или поздно. Мама никогда не воспринимала тебя как часть семьи.
Он провёл рукой по лицу, словно стирая усталость.
— Боюсь, теперь она никогда не простит мне этого выбора.
Катя потянулась к его руке, сжала пальцы.
— Дай им время. Может быть, когда узнают о беременности…
— Нет, — Максим покачал головой. — Ты не знаешь маму так, как я. Гордость для неё важнее всего. Она скорее…
Голос его сорвался. Катя вдруг поняла, что перед ней не уверенный в себе мужчина, а тот самый мальчик, который боялся расстроить свою властную мать.
— Послушай, — она прижала его руку к своему животу. — Теперь у нас будет своя семья. Наши правила. Наша любовь.
Максим вздохнул, наконец встретив её взгляд.
— А если я окажусь плохим отцом? Если повторю их ошибки?
— Ты уже не повторяешь, — Катя слабо улыбнулась. — Ты выбрал нас. Это главное.
Он обнял её, прижал к себе. В этом объятии было столько боли и одновременно надежды, что Катя почувствовала — они справятся. Всё будет хорошо.
На кухне закипел чайник. Обычный бытовой звук, напоминающий, что жизнь продолжается. Катя потянулась к телефону, лежащему на столе.
— Надо позвонить маме, предупредить, — сказала она. — А то она от соседей узнает и переволнуется.
Максим кивнул, отпуская её.
— Да, звони. Только… — он сделал паузу, — может, пока не стоит говорить о беременности? Пусть это будет наш маленький секрет. Ненадолго.
Катя улыбнулась, проводя пальцами по экрану телефона.
— Хорошо. Только наш.
Она уже набирала номер, когда Максим вдруг сказал:
— Знаешь, а ведь эта дача… она нам нравится. Может, действительно подумать о покупке? Чтобы было своё место. Настоящий дом.
Катя замерла, глядя на него. В его глазах она увидела то, чего не замечала уже давно — решимость и покой.
— Да, — кивнула она. — Давай подумаем.
За окном запели птицы. Где-то вдалеке смеялись дети. Ссора закончилась, оставив после себя боль, но и освобождение. Они стояли на пороге новой жизни — без упрёков, без оглядки на чужое мнение. Только они трое. Их семья.
Катя прижала телефон к уху, слушая гудки. Всё будет хорошо. Должно быть.
Прошло три месяца. Осень раскрасила деревья вокруг дачи в багряные и золотые тона. Катя сидела на веранде, укутавшись в плед, и смотрела, как Максим копается в огороде. Беременность ещё не была заметна, но внутри уже теплилась новая жизнь — их маленькая тайна, их сокровенное счастье.
Звонок телефона разорвал тишину. Незнакомый номер. Катя нахмурилась.
— Катерина? — женский голос, знакомый до мурашек. Лидия Петровна. Но какой-то другой — надтреснутый, старый. — Это… это я.
