В этом конфликте каждое слово становится оружием, и
3.9к.
Свобода обретается там, где заканчиваются иллюзии.
3.9к.
Смело взглянув в лицо абсурду, она приняла решение
1.2к.
Какой ценой даётся право на собственное "я"?
204
Сможет ли она сохранить себя среди хаоса?
329
Она разорвала все связи и ощутила, как свобода наполняет
495
Свобода оказалась жестокой, но наконец — настоящей.
141
Никогда не оставляй ключи от своего сердца в чужих руках.
542
Сергей решил, что девятнадцать лет семейной жизни — это более чем достаточно. Поговорить об этом со своей женой он решил тогда, когда она делала себе маникюр.
— Всё! — сказал Сергей. — С меня хватит. Будем считать, что я целиком и полностью рассчитался за все ошибки своей молодости.
— Рассчитался, — рассеянно повторила Алла, внимательно разглядывая свои ногти и мало задумываясь о том, что говорил Сергей.
— Ты хоть слышишь, что я тебе говорю? — воскликнул Сергей.
— Ошибки молодости? — переспросила Алла, спокойно продолжая заниматься своим делом.
— Думаю, что самое правильное именно так это назвать, — ответил Сергей. — И почему ты на меня не смотришь, Алла? Я с тобой разговариваю сейчас или с кем?
— Что именно ты хочешь назвать ошибками своей молодости? — спокойно спросила Алла, мельком взглянув на Сергея, и подула на ногти.
«Наглая какая, — подумал Сергей. — Ей муж сообщает, что уходит от неё, а она на ногти дует. Как будто её это совсем не волнует. Как будто это должно беспокоить только меня! Прикидывается, будто не понимает, о чём речь».
— То, что я взял тебя в жёны, я и называю ошибкой своей молодости, — ответил Сергей. — Жениться в 18 лет! Разве это не ошибка?
— А-а, ты про это, — равнодушно сказала Алла.
— Но я считаю, что искупил эти ошибки своей честной с тобой жизнью.
— Искупил, искупил, — равнодушно повторила Алла.
— Я, Аллочка, по отношению к тебе всегда был честным человеком, — продолжал Сергей. — У меня к тебе никаких претензий нет. Надеюсь, что и у тебя тоже.
— Никаких претензий, Сергей, — ответила Алла, — Разве же я не понимаю, как все эти годы тебе было трудно с нами.
— С вами? — Сергей не понял, кого имела в виду Алла.
— Со мной и нашим сыном, — уточнила Алла.
«Ах, да, — вспомнил Сергей. — Никита! Мой сын. Хороший мальчик. Отличник. Музыку любит. Стихи сочиняет. Надо будет с ним тоже поговорить. Он хоть и взрослый уже, но, как отец, я всю жизнь должен заботиться и о его воспитании. Для меня он всегда будет оставаться ребёнком».
— Я думаю, ты согласишься со мной, Алла, и после нашего расставания ты не станешь во всём обвинять меня.
— Соглашусь, — спокойно ответила Алла. — И обвинять тебя не стану.
— Сегодня принято во всём винить нас, мужчин, — продолжал Сергей свои размышления. — И инфантильные мы, и грубые. Ни на что не способны. (продолжение в статье)
Раиса Васильевна овдовела пять лет назад. Какое-то время горевала, потом, спасаясь от одиночества, решила снова выйти на работу.
Она всю жизнь трудилась провизором, а опыт в этом деле всегда ценился. Несмотря на пенсионный возраст, Раису Васильевну с большим удовольствием взяли на полставки в небольшую аптеку.
Сын и дочь, услышав о маминых планах, не возражали. Наоборот, выдохнули – бабуля при деле оставляла им шанс на более-менее спокойную жизнь. Женщина она активная, всегда любила командовать. Муж после инсульта прожил несколько лет и стал для нее идеальным занятием.
Режим дня, гимнастика, правильное питание… море энергии уходило на то, чтобы преодолеть сопротивление больного, который хотел одного: чтобы его оставили в покое и дали тупо лежать, заедая всю эту жизнь сладкими кашами. Раиса Васильевна, ясное дело, такого шанса ему не давала. Дети в этом маме не мешали, хотя в разговорах между собой частенько приходили к выводу, что она перегибает палку и часто напрасно треплет нервы себе и мужу. (продолжение в статье)
— Так я же не за квартиру помогала, — опешила она у нотариуса.
Случайно это вышло, а может высшая воля была, но стала она помогать одинокой старушке с первого этажа.
Прибрать, приготовить, сходить в магазин, да и поговорить, о чем душе угодно.
А соседка, перед тем, как Богу душу отдать, на Надежду Андреевну квартиру переписала.
— Ни стыда, ни совести! – Вера Кузьминична бросила телефон на покрывало. – Лучше б я вас по детдомам развезла!
Она вытерла кружевным платком пот с верхней губы.
— Дети? – спросила Надежда Андреевна, соседку по комнате.
— А кто еще? – платочек спрятался в рукаве. – Внуки, наверное, не знают, как меня звать!
— Поссорились? – спросила Надежда Андреевна, усаживаясь на кровати.
— Мирно жили, пока они на мое имущество глаз не положили, — с досадой проговорила Вера Кузьминична, — а потом прямо в глаза спрашивали, не зажилась ли я.
— Что ж ты их так воспитала? – Надежда Андреевна попыталась улыбнуться, но от боли вышла гримаса.
Вера Кузьминична, да и сама Надежда Андреевна не принимали гримасы на свой счет. Место было такое.
— Они меня сюда засунули, — тяжело вздохнула Вера Кузьминична, — думали, я им сразу все отпишу. И дом, и квартиру. А вот – фиг! Пусть еще помучаются!
— А я сама в хоспис оформилась, — проговорила Надежда Андреевна, — тяжело мне стало самой.
— Неужто и присмотреть некому? – Вера Кузьминична, понервничав, предпочла прилечь. – Дети-то есть?
— Как не быть, — Надежда Андреевна улыбнулась, — четверо.
— Тоже сдать хотели?
— Да, нет, — Надежда Андреевна тоже легла, — у них своя жизнь, свои дела. Забыть, может, не забыли, а времени на меня не было.
— Ну, лучше так. А то мои мне что ни день намекали, что мне на том свете прогулы ставят. Я поняла бы, если бы зятья с невесткой, а так родные же! Вот ни стыда, ни совести, прости Господи!
***
Когда Надежда Андреевна поняла, что самой себя ей обслуживать становится слишком сложно, решила найти себе место получше. В рамках пенсии, конечно. (продолжение в статье)
