— Пафоса? — переспросила Лера, ощутив прилив недовольства. — Пафоса? Анечка, извини меня пожалуйста, ты совсем что ли берега попутала? Это моя вещь и ты взяла её без у меня доме без спроса. Если тебе нужно было это платье, то почему не спросила меня? Ты могла мне хотя бы позвонить?
— Капец, ты такая мелочная, Лер! — ухмыльнулась Аня. — Даже смешно. Мы одна семья, у нас должно быть всё общее, какая разница?
— Какая разница? Значит, ты считаешь, что мне не нужно знать, кто копается в моих вещах? — Лера твёрдо посмотрела на неё.
Тем временем на кухню подошла свекровь с выражением суровой строгости на лице.
— Лера, не будь такой жадной, — вмешалась она. — Анечке это платье оказалось к лицу, ей необходимо было что-то надеть. Она молодая, а для молодых вещей жалеть нельзя.
— Простите, но вы вообще слышите, что Вы такое несёте? — Лера начала терять терпение. — Если уж ей так нужна была моя вещь, почему не спросить меня? И я вообще не понимаю, почему в этой ситуации крайняя я!
— Ты слишком много на себя берёшь, Лера, — подала голос свекровь. — Мы всегда делились друг с другом всем и уж точно такие вопросы не выносили на всеобщее обсуждение. Нельзя так из-за тряпки!
— Да ну? — Лера слегка наклонила голову, скрестив руки. — Значит, чужую вещь без спроса брать можно, а сказать «нет» — это уже наглость, да?
Её свекровь смотрела на неё, как будто ожидала, что Лера поймёт и сожалеет. Но, видимо, она не знала, с кем имеет дело.
— Лера, ну ты пойми, у Ани сейчас непростое время, ей иногда нужна поддержка, — добавил свёкор, заходя в комнату. — Ты просто пойми.
Лера вежливо улыбнулась:
— Понимаю, Пал Геннадьевич. А что если я начну поддерживать её, копаясь в ваших вещах? Или возьму вашу машину покататься?
— А это уже — наглость! — взорвалась свекровь.
— Наглость? То есть, брать мои вещи — это для вашей семьи норма, а трогать ваше — это наглость?! Так вот, теперь вы понимаете, как я себя чувствую в этой ситуации.
Пока свёкры и Аня стояли ошарашенные её речью, Лера вышла из дома, оставив их обсуждать случившееся.
Пока свёкры и Аня стояли ошарашенные её речью, Лера вышла из дома, оставив их вариться в своих эмоциях. За дверью она вдохнула полном грудью и так же мощно выдохнула, почувствовав лёгкость.
Наконец-то она поставила точку в этом нескончаемом потоке “семейной помощи” в виде одолжений, за которыми всегда следовали односторонние обвинения и требования «войти в положение».