Анна стояла у окна, молча жуя губу, и смотрела, как по серому октябрьскому небу лениво плывут тучи — такие, знаешь, свинцовые, будто кто-то наверху решил устроить генеральную уборку и всё небо накрыл старым одеялом. Где-то на кухне со звоном летели в ящик тарелки — концерт под названием «Свекровь опять хозяйничает в чужой квартире» начался. Без предупреждения, без приглашения, как налоговая в апреле.
Ключи, конечно, когда-то Артём дал — «на всякий случай». А теперь этот случай происходил через день. Или чаще.
Анна затаилась. Даже в спальню боялась зайти — только подумает, что взять носки, — и сразу начинается ораторский вечер под эгидой «Ты ничего не умеешь, девочка моя».
Из её мыслей выдернул голос с характерным хрустом недовольства:
— Анечка, ты почему чашки в шкафу расставила как попало? — Ольга Сергеевна, как всегда, начинала с мелочи. — Ну кто ж так делает? Сначала большие, потом поменьше. Всё должно быть по порядку! И вообще, бардак у тебя везде. ВЕЗДЕ.
Анна шумно выдохнула, как перед прыжком в прорубь. Досчитала до десяти, потом до пятнадцати. Повернулась.
— Ольга Сергеевна, ну я привыкла по-своему. Мне так удобно, — сказала она спокойно. Но голос всё-таки дрогнул. Как при температуре.
— О-о-о, удобно ей! Ну-ну, — фыркнула та, закатывая глаза, как будто собиралась выдавить из себя месседж всему человечеству. — Какая может быть удобность в бардаке? Я вот в твоём возрасте…
Пошло-поехало, — подумала Анна. Сейчас будут байки о том, как она, бедная, одна мыла полы с хлоркой, рожала без анестезии и готовила обеды из одной картошки — и всё это в один день.
Но тут щёлкнула входная дверь.
— О, пополнение, — пробормотала Анна, сдерживая раздражение, как пузырь в кипящем чайнике.
— А где ж нам ещё быть-то? — отозвался Виктор Павлович, проходя в кухню и кидая критические взгляды направо-налево, будто искал, к чему бы прицепиться. — Сын на работе, ты на своей шараге сидишь до ночи, а тут кто-то должен следить, чтобы всё не развалилось.
Анна поправила рукав блузки. Инстинктивно. Каждый такой визит — как аудит, после которого её квалификация как жены аннулировалась.
— Я вот ей как раз и объясняю — вести хозяйство надо по уму, — подхватила Ольга Сергеевна, не теряя ни секунды. — Представляешь, даже чашки расставить не может!
— Говорил я Артёму — рано жениться. Молодая, дура ещё. Вот Верочка, соседка наша… — начал было Виктор Павлович, а у Анны скулы свело от злости.
Верочка. Чудо-Вера. «Вера-лапочка», «Вера-молодец», «Вера бы нас спасла» — вечно живая в разговорах, как привидение в старом доме.
Аня вспомнила день свадьбы. Как наивно она тогда думала, что главное — любить. А всё остальное приложится. Ха! Приложилось. Как кирпич по голове.
Она же сначала старалась. Блюда готовила — по рецептам из интернета, модные. Кафе предлагала. А в ответ:
— Котлеты пережарены, — Ольга Сергеевна со знанием дела.
— В кафе дорого, дома бы приготовила — экономней же, — Виктор Павлович со счетами в голове.
— И если уж убираешься, могла бы хоть спросить как! А не фантазировать, что умеешь, — добивала свекровь.
Тут зазвонил телефон. Артём.
— Я задержусь. Завал, понимаешь… — деловой, как будто она — не жена, а секретарша.
— Угу. Тут твои родители…
— Отлично! Значит, ты не одна. Мама, наверное, уже что-то приготовила?
Анна прикрыла глаза. Ну конечно. Уже колдует на кухне своё «полезное». С перловкой, которую только Ольга Сергеевна может есть без слёз.
— Вот и хорошо! Люблю мамину стряпню. Всё, целую, убегаю.
Ещё бы ты её не любил, — мысленно добавила Анна, глядя в телефон, как в пустоту.
— Слышала? — тут же сверкнула голосом свекровь. — Артём любит мою еду. А ты всё «экспериментируешь». То киноа, то булгур. Это вообще жрать можно?
Анна молчала. Молчание — золото. Или, в данном случае, единственный способ не сломать чайник об чью-то голову.
— Кстати, — с невинной интонацией змея, — я тут глянула твои вещи…
