— Что? — Анна рванула в спальню, будто пожар начался.
На кровати лежали пакеты. Вещи. Её. Любимые. Короткие юбки, яркие блузки, которые она надевала, когда хотела чувствовать себя живой. Всё сложено. Как на похороны.
— Я отобрала всё, что тебе уже не к лицу, — спокойно заявила свекровь. — Отдай на благотворительность или выкинь. Купим тебе что-нибудь посолиднее. Я магазинчик знаю…
— Вы не имеете права! — Анна буквально кричала.
— Имею! — резко. — Я мать твоего мужа. И хочу, чтобы у него в доме был порядок! А ты… ты только о себе думаешь! Наряды, карьера! А он приходит — квартира пустая, еда — как в тюрьме!
— Вот именно! — появился Виктор Павлович, будто ждал за дверью. — Жена должна думать о муже, а не бегать по этим… ваших этих там… офисах!
Анна смотрела на пакеты. На двух взрослых людей, которые жили по инструкции из прошлого века. И поняла: она больше не может. Всё. Хватит.
Поздно вечером пришёл Артём. Уставший, голодный, жующий котлету с маминой тарелки.
— Артём, нам нужно серьёзно поговорить, — сказала Анна, тихо, но с камнем внутри.
— О чём? — даже не взглянул. Точнее — взглянул, но на котлету.
— О твоих родителях. Они приходят, когда хотят. Командуют. Лезут в мои вещи. Это ненормально.
— Да ну началось опять, — отмахнулся. — Они же из лучших побуждений. Мама помогает. Делится опытом…
— Опытом?! — голос её сорвался. — А копаться в моём белье — это тоже опыт? Подрезать юбки, выбрасывать вещи, командовать — это всё помощь?
— Ну перестань. Давай не будем ссориться. Мама просто старается для семьи…
Анна сидела на кухне и смотрела на Артёма. Точнее, на его жалкую, скукоженную версию, от которой когда-то, пару лет назад, у неё по спине бегали мурашки и дыхание перехватывало. А сейчас — просто человек с поникшими плечами, взглядом куда-то мимо и голосом, напоминающим мяуканье голодного кота.
«Маменькин сынок. Вот кто ты теперь. Даже за меня постоять не можешь, не то что за себя», — с горечью подумала она, наблюдая, как он методично размешивает сахар в чае, будто от этого зависит миропорядок.
Следующие недели — форменный ад. Нет, не ад. Ад — это ещё можно вытерпеть. Это был какой-то бесконечный карнавал идиотизма под лозунгом: «Мы просто хотим как лучше». И, как водится, лучше — это по-своему, по-советски, с душком нафталина и запахом «Беломора».
Ольга Сергеевна, обретя второе дыхание, решила устроить что-то вроде экскурсии по «гнёздышку сына». И каждый день водила очередную Валю, Тамару или Галю в гости — как будто Анна у себя в доме была просто гардеробщицей.
— Смотри, Валечка, какая у них люстра, — с притворной лаской щебетала свекровь, шлёпая тапками по паркету. — Аннушка выбирала, конечно. Но, если честно, я бы поменяла. Совсем не в тему, правда же?
— Ну, да, да… — кивала Валентина Ивановна, с сомнением оглядывая гостиную. — Я бы ещё и ткань на окнах изменила… В наше время молодые жёны советовались. А сейчас — сплошное своеволие.
Анна в это время сидела в спальне, стискивая кулаки так, что костяшки белели. Хотелось выскочить и заорать: «А вы что, совсем офигели? Это вообще-то МОЙ дом!» Но она молчала. Пока. Потому что, как говорится, у каждой тихой воды — целая подводная дивизия.
Из гостиной доносилось:
— А вот тут мы новый диван поставим, — с деловым тоном вещала Ольга Сергеевна. — Этот же вообще никуда не годится.
— Точно-точно, — поддакивала очередная подруга. — Молодёжь мебель выбирать не умеет. Всё по моде, а уюта — ноль!
К тому моменту Анна уже знала: если кто-то из них скажет ещё хоть слово про «уют», она врежет. Сковородкой. Или вазой. Или словом — оно иногда больнее бьёт.
Но и Виктор Павлович не отставал. Его появление по вечерам стало настолько регулярным, что кот уже начинал прятаться под диван при звуке его шагов.
— Вот что я тебе скажу, Артём, — важно начинал свёкор, усаживаясь в кресло как царь на трон. — В семье порядок — это когда старшие уважаются. Мы с твоей матерью жизнь прожили. Мы знаем, как надо.