— Знаешь, хватит. Я устал быть буфером между тобой и всеми остальными. Между твоими желаниями и реальностью. Сорок шестой год пошёл, Маша, а ты всё ещё думаешь, что мир должен крутиться по твоей указке.
— Это что ещё значит?
— Это значит, что я ухожу пройтись. И, может быть, не вернусь сегодня.
— Куда ты пойдёшь в такой час? — она нервно рассмеялась, не веря своим ушам.
— Туда, где можно дышать, — он накинул пиджак и вышел, аккуратно прикрыв за собой дверь.
Оставшись одна, Мария рухнула на стул. Почему никто не понимает, что она хочет как лучше? Она всегда была права. Всегда! И сейчас права. Эта девчонка разрушит жизнь её сыну, как разрушили бы и её жизнь, не будь она такой осторожной.
Память некстати подбросила картинку из прошлого: ей двадцать, и жених — красавец из параллельной группы — признаётся, что женится на другой, у которой «так получилось» забеременеть. Тогда она поклялась себе, что никогда не позволит, чтобы её обманули так же.
Прошло четырнадцать лет. Звонок раздался в половине десятого вечера, когда Мария проверяла последнюю стопку тетрадей.
— Мама? — голос Максима звучал глухо, несмотря на расстояние в сотни километров.
— Здравствуй, — она старалась говорить спокойно, хотя сердце тревожно сжалось. Сын звонил редко, обычно по праздникам.
— Как ты себя чувствуешь?
Вопрос застал её врасплох. С тех пор как Алексей ушёл девять лет назад, никто особо не интересовался её самочувствием.
— А что случилось? — она моментально насторожилась.
— Мне звонила твоя соседка, — в голосе Максима слышалась тревога. — Говорит, ты неделю не выходила из квартиры. Не отвечала на звонки.
Мария поджала губы. Эта старая сплетница Нина Степановна всегда суёт нос не в своё дело.
— Просто простыла немного. Ничего страшного, — она кашлянула, словно в подтверждение своих слов.
— Мама, я приеду. Проверю, как ты.
— Ещё чего! — Мария возмутилась. — Не надо ко мне ездить! У меня всё в порядке. Давно бы позвонил, если волновался.
— Я позвоню Татьяне, пусть зайдёт к тебе.
— Не смей! — Мария почти закричала. — Не впутывай эту старую деву в мои дела! У меня всё хорошо, понятно? Как твои… дети?
Она заставила себя задать этот вопрос, хотя внучек видела всего дважды за все эти годы.
— Хорошо, — в голосе Максима слышалась усталость. — Лиза отличница, Катя больше на спорт налегает. Мы с Анной…
— Я рада, что у них всё хорошо, — перебила Мария. — Мне пора, завтра рано вставать.
Она повесила трубку, не дослушав.
Ночью поднялась температура. Мария металась по постели, глотая жаропонижающие. Вызвать скорую она не решалась — в последний раз врач сказал о начинающейся пневмонии и настаивал на госпитализации. А она ненавидела больницы.
Казалось, прошла вечность, когда в дверь настойчиво позвонили. Мария с трудом добралась до прихожей.
— Кто там? — прохрипела она.
— Открывай, мама. Это я.
На пороге стоял Максим — осунувшийся, с залегшими под глазами тенями. Взрослый мужчина тридцати четырёх лет, совсем не похожий на того юношу, что хлопнул дверью четырнадцать лет назад.
— Зачем приехал? — Мария опёрлась о стену, чтобы не упасть.
— Затем, что ты умираешь тут в одиночестве, — он подхватил её под руку. — Господи, да у тебя жар сорок!
В тот же день она оказалась в больнице с двусторонней пневмонией. Врачи говорили, что ещё день-два, и могло быть поздно.
Максим приходил каждый день. Сидел рядом, иногда молча, иногда рассказывал о девочках, о работе. Анна ни разу не пришла, и Мария не спрашивала о ней.
