На пятый день, когда кризис миновал, она наконец решилась:
— Как вы… живёте? — голос был ещё слабым, но в нём звучал искренний интерес.
— Мы развелись пять лет назад, мама.
Мария вскинула голову:
— А ты была права, — он горько усмехнулся. — Мы действительно были слишком молоды. Только вот дело не в беременности… просто не смогли. Слишком разные.
Странное чувство охватило Марию. Она была права — но радости от этого не было.
— С нами обоими. Неделю у меня, неделю у Анны. Она хорошая мать, — в его голосе слышалась грусть.
— Пока да, — он пожал плечами. — Работа, дети. Знаешь, как это бывает.
Знала ли она? Последние девять лет она жила одна. С тех пор как Алексей ушёл, перебравшись к сестре Ольге, она замкнулась в своём мирке из школы, дома и редких походов в магазин.
— Спасибо, что приехал, — вдруг сказала она.
Максим удивлённо поднял брови:
— Не за что, мама. Ты же моя мать.
Прошло ещё пять лет. Телефонный звонок разорвал тишину субботнего утра.
— Мария Ивановна? — женский голос был незнакомым.
— Да, — настороженно отозвалась она.
— Это Анна… бывшая жена Максима, — голос дрогнул. — Я звоню насчёт Кати. Она в больнице.
Сердце Марии пропустило удар:
— Аппендицит, но… там осложнения. Она спрашивает о вас.
— Обо мне? — Мария растерялась. — Мы же почти не общались…
— Знаю, — в голосе Анны слышалась усталость. — Но она помнит, как вы пекли вместе пирожки, когда ей было десять. Во время вашей болезни.
Мария вспомнила тот единственный раз, когда Максим привёз девочек к ней, во время её выздоровления. Катя, серьёзная девочка с косичками, внимательно смотрела, как бабушка раскатывает тесто, а потом старательно лепила маленькими пальчиками неуклюжие пирожки.
— Я приеду, — решительно сказала Мария. — Скажите, в какой больнице.
В приёмном покое Северогорской больницы она столкнулась с Максимом. Он осунулся, глаза покраснели от недосыпа.
— Мама? — удивлённо произнёс он. — Ты как здесь…
— Анна позвонила, — объяснила Мария. — Как Катя?
— Стабильно. Врачи говорят, что самое страшное позади.
Они поднялись в палату. Катя — уже не девочка, а девушка девятнадцати лет — лежала бледная, но улыбнулась, увидев бабушку.
— Я помню ваши пирожки, — прошептала она. — С капустой. Они были самыми вкусными.
Мария неловко погладила внучку по руке:
— Я испеку ещё, когда ты поправишься.
Максим и Анна переглянулись с удивлением. За все эти годы Мария ни разу не выполнила ни одного обещания, данного внучкам.
Но на этот раз всё было иначе. Когда Катю выписали, Мария приехала в Северогорск с сумкой, полной продуктов. Она действительно испекла пирожки — не только с капустой, но и с яблоками, и с мясом.
За ужином, когда девочки ушли в свою комнату, Максим внимательно посмотрел на мать:
— Что изменилось, мама?
— Ничего не изменилось. Просто мне не хотелось, чтобы девочка думала, будто я не держу слово.
— А раньше это тебя не волновало? — в его голосе не было упрёка, только искреннее любопытство.
Мария долго молчала, разглядывая свои руки — руки шестидесятипятилетней женщины, с проступающими венами и старческими пятнами.
— Знаешь, чего я боялась больше всего? — наконец произнесла она. — Что вы будете счастливы без меня. Что я окажусь не права. Что на самом деле это я всё испортила.
— И как, твои опасения подтвердились? — тихо спросил Максим.
— Нет, — она горько усмехнулась. — Мы все несчастны. Каждый по-своему.
