Валерий лицом совсем белый стал. Тяжело это — заранее знать, что скоро и жену любимую потеряешь, и ребёнка долгожданного живым не увидишь.
— И что, вообще ничего сделать нельзя? — без особой надежды уточнил он.
— Уговаривай милую свою Милу сделать то, что доктора советуют. А как оправится после этого, привози её ко мне. Знакомая у меня есть хорошая, она попытается помочь, но гарантий вам с такой проблемой никто не даст. Тёща-то жива ещё?
— Угу, — вздохнул Валерий. — Только не говорите, что за Милкино спасение её жизнью платить придётся. Мила на это никогда не согласится.
— Ну это уж вам решать, — пожала плечами ведунья. — Если оставить всё так, как сейчас, месяца через три овдовеешь точно. Время на раздумья есть ещё, только учти, что здоровья от этого у Милы не прибавляется. А там пусть она сама выбирает, кто ей нужнее — мать, которая на неё свою беду без жалости спихнула, или возможность своих детей иметь. Я совет дала, а дальше сами думайте.
— А вы ей это всё сказали?
— Так выгнала она меня из палаты сразу же, как только я сказала, что у этого ребёнка шансов выжить нет ни единого, — развела руками Таисия Степановна. — Она слушать не захотела, поэтому тебе и говорю. Вы же семья. Одна душа, одно сердце, одно будущее на двоих. За вас такие решения никто принимать не будет.
Трудный выбор, но в некоторых ситуациях он и не может быть лёгким. Людмила упёрлась — слышать, мол, ничего не хочу и делать тоже ничего больше не буду. Завещание даже написала, чтобы убедить мужа в твёрдости своего решения. Валерий через месяц сам к Таисии Степановне приехал и адрес Валентины попросил, но не услышал ничего нового. С тёщей говорить на эту тему не пытался даже — бесполезно. Нашёл бабку, которая несуществующую порчу три месяца с Милы снимала, а та его на порог даже не пустила — ничего, мол, не знаю.
К счастью, Валера оказался не из тех мужей, кто в случае беды руки опускает и ждёт неминуемого. Грех он великий на душу взял ради Милы своей. И Валентина, от которой Таисия Степановна такого не ожидала, навстречу ему пошла.
— Ну жалко девку-то, зазря ведь померла бы, — объясняла потом колдунья подруге тот факт, что сердечко здорового ребёнка на шестом месяце беременности само вдруг остановилось. — Пацанёнок всё равно умер бы, так какая разница, в срок это случилось или парой-тройкой месяцев раньше? Не столь и велик грех-то, если подумать.
Велик такой грех или нет — решать не людям, но Людмилу от неминуемой гибели спасти удалось. Тяжело ей было пережить потерю ещё одного ребёнка, да и физически эта беременность изнурила несчастную девушку до предела, поэтому об избавлении от переклада речь не шла очень долго. А потом…
