– Ну, не совсем так, – замялся Артём, отводя взгляд в сторону. Его пальцы нервно теребили край кухонного полотенца, а на лбу выступила испарина, несмотря на прохладный вечер.
Оля замерла, держа в руках кружку с недопитым чаем. Кухня, маленькая, но уютная, с деревянным столом и занавесками в мелкий цветочек, вдруг показалась тесной, словно стены сжимались вокруг неё.
– Не совсем так? – переспросила она, стараясь держать голос ровным. – Тогда объясни, что именно она имела в виду, когда сказала, что «Артёмка заслужил эту квартиру не меньше тебя»?
Артём вздохнул и сел на стул, будто ноги перестали его держать. За окном шёл мелкий дождь, и капли тихо стучали по стеклу, создавая фон для их напряжённого разговора.
– Мам просто… – он замялся, подбирая слова. – Она считает, что раз мы женаты, то всё общее. Ну, знаешь, как в семье.
– В семье? – Оля поставила кружку на стол так резко, что чай плеснул через край. – Артём, эта квартира – наследство от моей бабушки! Моей! Не нашей, не твоей, а моей!
Он поднял на неё взгляд, и в его карих глазах мелькнула тень вины. Но тут же сменилась чем-то ещё – упрямством, которое Оля знала слишком хорошо.
– Я понимаю, – сказал он тихо. – Но мама думает, что… ну, что я тоже внёс вклад. Мы же вместе ремонт делали, мебель покупали…
– Вклад? – Оля почувствовала, как внутри всё закипает. – Ты серьёзно? Да, ты поклеил обои в коридоре и помог собрать шкаф. Но это не значит, что ты теперь совладелец!
Она отвернулась к окну, пытаясь успокоиться. Дождь усиливался, и в стекле отражалось её лицо – бледное, с поджатыми губами. Ей было всего двадцать восемь, но в этот момент она чувствовала себя на все сорок. Три года брака, бесконечные компромиссы, попытки ужиться с его семьёй – и вот теперь это.
Квартира в старом панельном доме, досталась Оле от бабушки полгода назад. Это было не просто жильё – это был кусочек её детства. Бабушка, Анна Павловна, пекла в этой кухне пирожки с капустой, рассказывала сказки, учила вязать. Каждый уголок – от потёртого паркета до облупившейся краски на подоконнике – был пропитан воспоминаниями. Оля мечтала вдохнуть в эту квартиру новую жизнь: сделать ремонт, повесить яркие шторы, поставить на полки книги, которые бабушка так любила. И вот теперь свекровь, Галина Ивановна, решила, что её сын имеет на это право?
– Я поговорю с ней, – наконец выдавил Артём, но в его голосе не было уверенности.
– Поговоришь? – Оля повернулась к нему, скрестив руки на груди. – Как в прошлый раз, когда она решила, что я должна бросить работу, чтобы «сосредоточиться на семье»? Или когда она подарила нам тот ужасный сервиз, который я терпеть не могу, и заставила поставить его на самое видное место?
– Оля, ну не начинай, – он потёр виски. – Мама просто хочет, чтобы у нас всё было хорошо.
– Хорошо для кого? – её голос сорвался на крик, и она тут же замолчала, боясь, что соседи услышат. – Для неё? Для тебя? Или для меня, которая теперь должна оправдываться за то, что не хочет отдавать своё наследство?
Артём молчал, глядя в пол. Тишина повисла тяжёлая, как мокрое бельё на верёвке. Оля чувствовала, как в горле встаёт ком. Она любила Артёма – его мягкую улыбку, умение разрядить обстановку шуткой, то, как он обнимал её по утрам, пока кофеварка шипела на плите. Но его мать… Галина Ивановна была как ураган, который сметал всё на своём пути, оставляя за собой хаос и чувство вины у тех, кто осмеливался возражать.
– Ладно, – наконец сказала Оля, с трудом сдерживая дрожь в голосе. – Давай просто спать. Завтра разберёмся.
Но спать она не могла. Лёжа в темноте, она слушала, как Артём тихо посапывает рядом, и думала о том, как всё изменилось за последние месяцы. Когда они только поженились, Галина Ивановна казалась просто заботливой мамой – привозила домашние соленья, звонила раз в неделю, чтобы узнать, всё ли у них в порядке. Но после смерти бабушки всё изменилось. Свекровь стала звонить чаще, приходить без предупреждения, давать советы, которые звучали как приказы. А теперь эта квартира…
Утром Оля проснулась с тяжёлой головой. На кухне уже пахло кофе, и Артём, как обычно, стоял у плиты, жаря яичницу.
– Доброе утро, – сказал он, стараясь улыбнуться. – Хочешь тосты?
– Не хочу, – буркнула Оля, наливая себе воды. – Я хочу понять, что твоя мама задумала.
Артём вздохнул, выключая плиту.
– Она сегодня зайдёт, – сказал он. – Сказала, что хочет обсудить что-то важное.
– Важное? – Оля почувствовала, как внутри всё холодеет. – Что ещё? Она уже решила, как мне жить?
– Оля, пожалуйста, – он посмотрел на неё умоляюще. – Просто выслушай её.
– Хорошо, – кивнула она, хотя всё внутри кричало, что это плохая идея.
Галина Ивановна явилась ровно в полдень, как генерал перед битвой. Её тёмно-синий плащ был застёгнут на все пуговицы, а в руках она держала сумку с логотипом какого-то магазина. Оля невольно отметила, что свекровь выглядела моложе своих пятидесяти пяти – подтянутая, с аккуратно уложенными волосами и яркой помадой. Но её глаза, холодные и цепкие, выдавали характер.
– Олечка, здравствуй, – сказала она, проходя в гостиную без приглашения. – Артёмка, поставь чайник, будь добр.
Оля стиснула зубы, но промолчала, усаживаясь на диван. Галина Ивановна села напротив, поставив сумку на пол, и начала без предисловий:
– Я вчера разговаривала с риелтором, – сказала она, глядя прямо на Олю. – Твоя квартира – хорошее вложение. Но, знаешь, держать её просто так – глупо. Надо либо сдавать, либо продавать.
– Продавать? – Оля почувствовала, как кровь приливает к лицу. – Это моя квартира, Галина Ивановна. Я не собираюсь её продавать.
– Ну почему сразу «твоя»? – свекровь вскинула брови. – Вы с Артёмом – семья. А семья делит всё поровну.
– Это наследство от моей бабушки, – отчеканила Оля, стараясь не сорваться. – Оно не общее.
Галина Ивановна поджала губы, но тут же улыбнулась – той самой улыбкой, от которой у Оли всегда бегали мурашки.
– Олечка, ты не понимаешь, – сказала она мягко, но с металлическими нотками. – Артём – мой сын. Он заслуживает лучшего. Эта квартира могла бы стать для вас стартом. Продадите её, купите что-то побольше, поближе к центру. Или вложите деньги в бизнес.
– Какой бизнес? – Оля посмотрела на Артёма, который молча стоял в дверях, держа поднос с чашками. – Ты что-то знаешь об этом?
– Мам, – Артём кашлянул, – я же говорил, что мы не хотим ничего продавать.
– Ох, Артёмка, – Галина Ивановна махнула рукой. – Ты всегда такой мягкий. Оля, подумай головой. Ты молодая, здоровая, можешь работать. А квартира – это просто актив. Зачем он вам пылится?
Оля почувствовала, как внутри всё закипает. Она встала, сжав кулаки.
– Галина Ивановна, – сказала она, стараясь говорить спокойно. – Эта квартира – не просто актив. Это память о моей бабушке. Это мой дом. И я не собираюсь его продавать, сдавать или переписывать на кого бы то ни было.
