Катя молчала, глядя в свой бокал. Лена была права. Она не чувствовала себя дома. Не чувствовала себя собой. Но уехать? Бросить всё, что они с Серёжей строили? Это было слишком страшно.
Когда Катя вернулась домой, было уже за полночь. В квартире было тихо, только из гостиной доносился приглушённый звук телевизора. Тётя Нина, к счастью, уехала – без чемодана, просто заехала поболтать. Но облегчение от этого было слабым. Галина Ивановна спала на раскладушке, Виктор Петрович похрапывал рядом. Серёжа ждал её в спальне, сидя на кровати с телефоном в руках.
– Кать, – он встал, увидев её. – Ты как?
– Нормально, – буркнула она, снимая куртку. – Тётя Нина уехала?
– Да, – он кивнул. – Просто заехала на пару часов. Маме захотелось её увидеть.
– Конечно, – Катя фыркнула, садясь на край кровати. – Это же её сестра. А я кто?
Серёжа вздохнул, потирая затылок.
– Кать, я знаю, что это тяжело, – начал он. – Но они же хотят помочь. Мама переживает за нас, за меня. Она думает, что мы не справляемся.
– А ты что думаешь? – Катя посмотрела на него, и в её голосе была горечь. – Ты думаешь, что я не справляюсь? Что мне нужна нянька?
– Нет, – он покачал головой. – Ты всё делаешь отлично. Просто… они мои родители. Я не могу их выгнать.
– А меня можешь? – Катя почувствовала, как слёзы подступают. – Потому что я уже не знаю, где моё место, Серёж.
Он сел рядом, взял её руку. Его пальцы были тёплыми, но дрожали.
– Кать, ты моё место, – тихо сказал он. – Ты и этот дом. Я просто… не знаю, как это всё уладить.
Катя молчала. Она хотела кричать, спорить, но сил не было. Только усталость и чувство, что её жизнь ускользает, как песок сквозь пальцы.
Следующие дни были как в тумане. Галина Ивановна продолжала хозяйничать: пекла пироги, мыла полы, переставляла мебель. Виктор Петрович купил новый кран и торжественно его установил, хотя старый, по мнению Кати, работал нормально. Каждый вечер Катя возвращалась домой, чувствуя себя чужой. Она старалась улыбаться, быть вежливой, но внутри всё кричало.
Однажды вечером, когда свёкры ушли спать, Катя села на кухне с ноутбуком, делая вид, что работает. На самом деле она листала сайты недвижимости, представляя, как было бы здорово снять маленькую студию где-нибудь в центре. Только для неё. Только её пространство.
Серёжа заметил её задумчивый взгляд.
– Кать, что смотришь? – спросил он, заглядывая через плечо.
– Ничего, – она быстро закрыла ноутбук. – Просто… думаю.
– О чём? – он сел напротив, глядя на неё с тревогой.
– О том, как нам жить дальше, – честно ответила она. – Я не могу так, Серёж. Я люблю тебя, но я не могу жить в доме, где всё решают за меня.
Он побледнел, словно она ударила его.
– Ты хочешь уйти? – его голос был едва слышен.
– Я не хочу, – Катя покачала головой. – Но я не знаю, как ещё показать, что мне плохо.
Серёжа молчал, глядя в стол. Потом медленно поднял глаза.
– Я поговорю с ними, – сказал он. – Завтра. Обещаю.
Катя кивнула, но в груди всё равно было тяжело. Она не верила, что разговор что-то изменит.
Утро началось с привычного запаха блинов. Галина Ивановна, как всегда, была на кухне, напевая что-то бодрое. Виктор Петрович пил чай, листая газету. Катя вошла, чувствуя себя солдатом перед боем.
– Доброе утро, Катюша! – свекровь улыбнулась. – Садись, блины горячие!
– Спасибо, – Катя выдавила улыбку. – Но я не голодна.
– Опять не голодна? – Галина Ивановна покачала головой. – Серёжа, скажи ей, что надо есть!
Серёжа кашлянул, отложил кружку.
– Мам, пап, – начал он, и Катя замерла, не веря, что он реально это делает. – Нам надо поговорить.
Галина Ивановна удивлённо вскинула брови. Виктор Петрович оторвался от газеты.
– О чём, сынок? – свекровь поставила сковородку на плиту. – Что-то случилось?
– Случилось, – Серёжа говорил тихо, но твёрдо. – Вы с папой… вы слишком много берёте на себя.
– Что? – Галина Ивановна рассмеялась, но смех был нервным. – Мы же помогаем!
– Вы не помогаете, – Серёжа покачал головой. – Вы… захватываете наш дом. Переставляете вещи, готовите, что мы не просим, чините, что не сломано. Катя чувствует себя чужой. И я… я тоже.
Катя смотрела на мужа, не веря своим ушам. Он говорил. Впервые он говорил то, что она так долго хотела услышать.
– Сынок, – Галина Ивановна побледнела, – ты что, нас выгоняешь?
– Нет, – Серёжа вздохнул. – Я не хочу вас выгонять. Но я хочу, чтобы вы уважали наш дом. Наши правила. Катю.
Виктор Петрович кашлянул, отложил газету.
– Серёж, мы же для вас старались, – сказал он. – Думали, вам легче будет.
– Нам не легче, – Серёжа посмотрел на отца. – Нам тяжело. Катя уходит из дома, чтобы просто выдохнуть. Это неправильно. Это наш дом.
Галина Ивановна молчала, глядя в пол. Её руки, обычно такие уверенные, теперь нервно теребили фартук.
– Я не хотела… – начала она, но голос дрогнул. – Я думала, мы семья.
– Мы семья, – Серёжа кивнул. – Но семья – это не значит жить друг у друга на голове. Вы можете приезжать, помогать, но не решать за нас.
Катя чувствовала, как слёзы подступают. Не от обиды, а от облегчения. Он сделал это. Он встал на её сторону.
Разговор длился долго. Галина Ивановна сначала спорила, потом плакала, потом снова спорила. Виктор Петрович больше молчал, но в конце кивнул и сказал:
– Ладно, сын. Мы поняли.
К обеду свёкры собрали вещи. Галина Ивановна обещала звонить, а не приезжать без предупреждения. Виктор Петрович буркнул, что кран он всё-таки починил.
Когда они ушли, квартира словно вздохнула. Катя прошла по комнатам, трогая свои шторы, свои полки, свои цветы. Всё было на месте.
– Кать, – Серёжа вошёл в гостиную, держа в руках две кружки чая. – Я правильно сделал?
– Да, – она улыбнулась, впервые за недели чувствуя тепло в груди. – Ты сделал всё правильно.
Он сел рядом, обнял её.
– Я боялся, что они обидятся, – признался он. – Но ты важнее.
Катя прижалась к нему, чувствуя, как напряжение уходит.
– Спасибо, – прошептала она. – За то, что услышал.
