Теперь же её дом превращался в… что? Коммунальную квартиру? Базу отдыха для свёкров? Она представила, как Галина Ивановна переставляет её посуду, критикует её уборку, а Виктор Петрович чинит то, что, по её мнению, и так работает.
Катя достала телефон и набрала сообщение подруге Лене: «Лен, свёкры приехали. С чемоданами. Говорят, будут жить у нас. Я не знаю, что делать».
Ответ пришёл почти сразу: «Ого, это что, теперь как в сериале про свекровь? Зови на кофе, обсудим».
Катя невольно улыбнулась. Лена всегда умела разрядить обстановку.
Когда она вышла из ванной, на кухне уже вовсю кипела жизнь. Галина Ивановна шинковала капусту, напевая что-то из репертуара Любови Успенской. Виктор Петрович сидел за столом, разбирая какой-то старый радиоприёмник, который он, видимо, притащил с собой. Серёжа пытался помогать матери, но выглядел при этом так, будто хотел провалиться сквозь землю.
– Кать, – он поймал её взгляд, – может, чаю?
– Да, давайте чаю! – подхватила Галина Ивановна. – Катя, у вас сахар где? Я в шкафу не нашла.
– В банке на полке, – буркнула Катя, чувствуя, как раздражение нарастает. Её кухня, её сахар, её дом – и всё это уже не её.
Ночь прошла неспокойно. Катя ворочалась на их кровати, слушая, как за стенкой храпит Виктор Петрович. Раскладушку они поставили в гостиной, прямо под окном, и теперь каждый шорох оттуда доносился до спальни. Серёжа спал, уткнувшись в подушку, будто ничего не происходило.
Утром Катя проснулась от запаха блинов. Галина Ивановна уже хозяйничала на кухне, напевая всё ту же Успенскую. На столе громоздилась стопка блинов, рядом стояла миска с вареньем и кувшин со сметаной.
– Доброе утро, Катюша! – свекровь улыбнулась так, будто они были лучшими подругами. – Садись, поешь. А то вы, молодёжь, вечно на своих йогуртах сидите, а нормальной еды не видите.
Катя выдавила улыбку. Она любила йогурты. И мюсли. И вообще свой лёгкий завтрак, который не оставлял тяжести в желудке перед рабочим днём.
– Спасибо, Галина Ивановна, я не голодна, – сказала она, наливая себе кофе.
– Не голодна? – свекровь вскинула брови. – Да ты посмотри, какая худая! Серёжа, скажи ей, что надо нормально питаться!
Серёжа, только что вошедший на кухню, замер с кружкой в руке.
– Мам, всё нормально, – пробормотал он, избегая взгляда Кати.
– Ничего не нормально! – Галина Ивановна поставила сковородку на плиту с таким видом, будто собиралась читать лекцию. – Вы, молодые, вообще не следите за собой. Я вот вчера смотрела, у вас в холодильнике пусто! Одни соусы да сыр какой-то вонючий.
– Это пармезан, – тихо сказала Катя, чувствуя, как щёки снова горят.
– Парме-что? – свекровь фыркнула. – В наше время сыр был нормальный, а не эта химия.
Катя сжала кружку так, что костяшки побелели. Она хотела ответить, но в этот момент вошёл Виктор Петрович, держа в руках отвёртку.
– Серёж, – сказал он, – я тут твою полку в ванной посмотрел. Шурупы слабые, надо заменить. И кран подтекает. Сегодня схожу в хозмаг, куплю всё.
– Пап, не надо, – начал Серёжа, но свёкор уже махнул рукой.
– Надо, надо! – заявил он. – А то у вас тут всё развалится скоро.
День тянулся медленно. Катя уехала в офис раньше обычного, лишь бы не оставаться дома. В метро она пыталась отвлечься, листая ленту в телефоне, но мысли всё равно возвращались к свёкрам. Почему Серёжа не предупредил её? Почему согласился, не спросив? И как теперь жить в квартире, где каждый уголок перестаёт быть твоим?
В обед она встретилась с Леной в кафе недалеко от офиса. Лена, яркая блондинка с вечно растрёпанной чёлкой, выслушала её, не перебивая, пока Катя выливала всё, что накопилось.
– Лен, я не знаю, как это терпеть, – Катя теребила салфетку, разрывая её на мелкие кусочки. – Они переставляют мои вещи, критикуют всё, что я делаю. Галина Ивановна вчера вечером начала учить меня, как правильно складывать полотенца! Полотенца, Лен!
Лена хмыкнула, отпивая кофе.
– Ну, классика. Свекровь хочет чувствовать себя нужной. А ты для неё – как чужак, который занял её территорию.
– Но это моя территория! – Катя почти крикнула, и соседний столик обернулся. Она понизила голос. – Мы с Серёжей пахали, чтобы купить эту квартиру. Пахали! А теперь я чувствую себя гостьей в собственном доме.
– А Серёжа что говорит? – Лена посмотрела на неё внимательно.
– Серёжа… – Катя вздохнула. – Он не хочет ссориться с мамой. Говорит, что они ненадолго. Но я же вижу, что это не пара дней. Они уже обживаются!
Лена задумчиво постучала ложкой по чашке.
– Знаешь, тебе надо с ним поговорить. Прямо. Жёстко. Иначе они там надолго. А потом ещё внуков начнут требовать, чтобы «было о ком заботиться».
Катя невольно улыбнулась, но улыбка быстро угасла. Она знала, что Лена права. Но как поговорить с Серёжей, который при одном упоминании конфликта с родителями становился похож на щенка, которого отругали?
К вечеру Катя вернулась домой, морально готовясь к новому раунду. В квартире пахло борщом – густым, тяжёлым, с таким запахом, который въедается в обои. Галина Ивановна встретила её с улыбкой.
– Катюша, садись ужинать! Я борщ сварила, как ты любишь!
– Я не люблю борщ, – тихо сказала Катя, но свекровь, кажется, не услышала.
– А я тут твои шторы постирала, – продолжила Галина Ивановна. – Они какие-то пыльные были. И в ванной полочку помыла, а то там плесень начнётся.
Катя почувствовала, как внутри всё сжимается. Её шторы. Её полочка. Её дом.
– Спасибо, – выдавила она, направляясь в спальню.
Серёжа был там, сидел на кровати, листая что-то в телефоне. Увидев её, он отложил телефон и виновато улыбнулся.
– Как? – она закрыла дверь, чтобы свёкры не услышали. – Серёж, ты серьёзно? Почему ты не сказал мне, что они приезжают? И что значит «поживём»? Они что, теперь всегда тут будут?
– Ну, не всегда, – Серёжа потёр затылок, избегая её взгляда. – Они просто… хотят помочь. Маме скучно в их посёлке, а папа говорит, что у нас тут всё чинить надо.
– Чинить? – Катя повысила голос, но тут же осеклась. – У нас всё нормально! Это наш дом, Серёж! Наш! А твои родители… они как будто его захватывают!
