Я вспомнила день, когда мы с Михаилом впервые въехали в этот дом. Он был едва достроен. Без краски, без газона, без мебели — только четыре стены, мечты и обещание, что всё будет хорошо, пока мы вместе. Когда родилась Оля, мы покрасили её детскую в солнечно-жёлтый цвет. Она бегала босиком по двору, таща за собой красный воздушный змей.
Когда в шестнадцать у неё разбилось сердце, я держала её до рассвета. Когда она провалила первое собеседование, я сказала ей: «Следующее получишь. Ты моя бойчиха». Так как же мы дошли до этого?
Я ждала, пока не услышала звук шагов наверху — Оля и Игорь направлялись в свою комнату собираться. Я проскользнула в дом и прошла прямо в кабинет. Там, в ящике, лежало Михайлово завещание.
Я сунула его в сумочку, но вместо того чтобы уйти, села за его стол. Открыла ящик и нашла его старый кожаный блокнот — тот, в который он записывал бизнес-идеи, случайные мысли, даже небольшие любовные послания мне.
Я рассеянно листала его, пока не наткнулась на одну страницу с заголовком «Заключительные мысли — если со мной что-то случится». У меня перехватило дыхание. Это был не юридический документ, а личное послание, написанное за несколько недель до его смерти.
«Если ты читаешь это, моя дорогая, значит, меня уже нет. И если Оля всё ещё такая же избалованная и безрассудная, как в последнее время, то я хочу, чтобы ты кое-что знала. Я тебе доверяю. Поступи так, как считаешь правильным. Защити то, что мы построили. Любовь не должна быть сделкой. Она должна быть наследием».
Я долго смотрела на эти слова. Потом закрыла блокнот и взяла его с собой. Выходя из дома, Оля крикнула сверху:
Я подавила гнев и спокойно ответила:
Кабинет адвоката был тихим и уютным, заполненным старыми книгами и пылью, которая пахла воспоминаниями. Николай Петрович, наш семейный юрист уже много лет, встретил меня печальной улыбкой:
— Ещё раз соболезную вашей утрате, Елена Михайловна.
— Спасибо, — ответила я, кладя завещание на его стол. — И мне нужна ваша помощь.
— Я хочу внести некоторые изменения, — сказала я. — До того, как кто-то ещё это увидит. Конфиденциально.
Он не задавал вопросов. Он знал, что Михаил оставил мне полный контроль, и знал, что я не из тех женщин, которые поступают необдуманно. Мы провели следующие несколько часов, переделывая всё. В первоначальном завещании Михаил оставлял дом и большую часть имущества Оле, но теперь я хотела создать фонд для внуков.
Я хотела, чтобы дом был сохранён, а основная часть денег пошла на стипендии и пожертвования тем делам, которые любил Михаил: ветеранам, образованию и грантам для малого бизнеса.
Оля и Игорь всё равно что-то получат, но не то полное наследство, на которое они, очевидно, рассчитывали. Я действовала не из мести. Я действовала из ясности понимания.
Им нужна была не я. Им нужно было то, что у меня есть.
К тому времени, как я вернулась домой тем вечером, солнце садилось золотыми полосами за деревьями. Оля ждала меня на веранде:
— Как всё прошло? — спросила она с вымученной улыбкой.
— Нормально, — сказала я. — Николай Петрович займётся всем остальным.
Она выглядела облегчённой:
— Хорошо. Теперь всё на своих местах, да?
