В зале суда было душно. Я то и дело оттягивал воротник рубашки, чувствуя, как по спине стекает струйка пота. Мой адвокат что-то бубнил про «стандартную процедуру» и «равное разделение имущества». Я кивал, почти не слушая. Думал о том, как после двадцати лет брака всё выглядит так… буднично. Папка с документами, параграфы закона, сухие формулировки.
Ирина сидела напротив, прямая, как струна. Серый костюм, волосы собраны в тугой узел. Такой я её видел на всех важных встречах — в школе у Лизы, на похоронах её отца, при подписании бумаг в банке. Делового человека из неё не вышло, но вид умела принять соответствующий.
Рядом с ней — наша дочь. Лиза нервно теребила ремешок часов, смотрела в пол. На меня не взглянула ни разу, с тех пор как мы вошли в зал.
— Итак, переходим к вопросу о недвижимом имуществе, — голос судьи вырвал меня из оцепенения. — Согласно представленным документам…
Я поморщился. Ничего интересного. Дом поделим пополам, дачный участок тоже, машину я оставлю себе, а мебель и технику…
— Жилой дом по адресу улица Сосновая, 14, не подлежит разделу, поскольку находится в единоличной собственности Елизаветы Алексеевны Сомовой.
Что? Я не расслышал? В горле пересохло.
— Простите, повторите, пожалуйста.
— Дом не является совместно нажитым имуществом, — судья приподняла очки, глядя на меня поверх стёкол. — Согласно выписке из Росреестра, собственником является ваша дочь.
Повисла пауза. В голове зашумело, словно включили старый радиоприёмник. Я медленно повернулся к Ирине.
— Я не знал, что ты на неё всё переписала, — голос прозвучал хрипло, будто чужой.
Ирина наконец подняла глаза. В них не было ни торжества, ни злорадства. Только усталость и что-то ещё… решимость?
— Не всё. Только дом.
Лиза дёрнулась, словно от удара. Растерянно посмотрела сначала на мать, потом на меня.
Я поднял руку, останавливая её. Внутри все клокотало. Двадцать лет совместной жизни. Дом, который мы выбирали вместе. В который я вложил столько сил, денег, времени.
— Когда ты успела это сделать? — я старался говорить спокойно, но голос предательски дрожал. — За моей спиной? И давно?
— Три года назад, — тихо ответила Ирина. — После смерти отца.
Я почувствовал, как немеют кончики пальцев. Три года. Всё это время я жил в доме, который мне уже не принадлежал. Спал в спальне, завтракал на кухне, подстригал газон… думая, что это мой дом.
Лицо Ирины оставалось бесстрастным. Только глаза выдавали волнение. А Лиза… она выглядела такой потерянной, что злость во мне на мгновение уступила место жалости.
— Господин Сомов, — вмешался судья, — мы можем продолжить?
Обвинение без права на защиту
Домой я приехал на такси. Машину оставил у суда — садиться за руль в таком состоянии было бы безумием. Руки до сих пор подрагивали, а в висках стучало так, словно там поселился маленький молоточек.
Калитка была не заперта. Я толкнул её и прошёл по дорожке, усыпанной опавшими листьями. Раньше всегда сам сгребал их по выходным. Интересно, кто будет делать это теперь? Новый хозяин дома? Лиза, которая никогда не держала в руках садовые грабли?
Ирина уже была дома. Стояла у плиты, помешивая что-то в кастрюле. Обычная картина, если бы не напряжённая спина и не подрагивающие плечи. Она знала, что я приду. Ждала.
— Удобно устроилась, — я не стал разуваться, так и прошёл в кухню в уличных ботинках. — Пока я мотался по командировкам, зарабатывая на этот дом, ты тихонько всё переписала на дочь. Браво, Ира. Просто браво.
Она повернулась. На секунду мне показалось, что сейчас заплачет. Но нет — взгляд остался сухим, только губы поджала так, что они превратились в тонкую нитку.
— Не нужно делать из меня злодейку, Лёша. Я действовала в интересах семьи.
— В интересах семьи? — я невесело рассмеялся. — Лишить мужа крыши над головой — это в интересах семьи? Чей это был план — твой или твоего папочки? Он ведь всегда считал, что его дочь сделала ошибку, выйдя за меня.
Ирина вздрогнула, словно я ударил её. Отец всегда был её больным местом.
— Не впутывай сюда папу, — тихо произнесла она. — Это было моё решение.
— Ну конечно! И Лизоньку ты тоже втянула, да? Наверняка наобещала ей золотые горы.
В дверях кухни возникла Лиза. Бледная, с заплаканными глазами. В старой домашней футболке и шортах она выглядела совсем ребёнком, хотя ей уже двадцать два.
