— К какому имуществу, простите?
Алексей тут же вскинулся:
— Квартира! Я там живу! Я там прописан! А она меня выгнала! Всё заблокировала, счета на себя оформила, карточку маме не даёт!
— Так вы её прописаны в квартире? — спокойно спросил участковый.
— Нет, у нас квартира на неё оформлена. Я… ну как бы… там жил.
— То есть юридически не собственник?
— Да не в этом дело! Она меня кинула! Это моральный ущерб!
Ольга сдержалась, чтобы не засмеяться.
— Ущерб — это когда кто-то чего-то лишился. А ты, Лёш, лишился только халявы.
Участковый посмотрел на них с выражением человека, которому платят слишком мало за всё это.
— Я так понимаю, семейный конфликт. Вам, гражданин Сидоров, стоит обратиться в суд, если есть притязания. По-моему, вас никто не удерживает на лестнице.
Алексей замер. Надулся. И вдруг — выдал:
— Она маму чуть не до инфаркта довела! У неё давление было под двести! А ты, Ольга, у меня на шее сидела всё это время!
— Ты! Ты из нас двоих вечно контролировала, вечно деньги прятала, вечно в бухгалтерии своей жила, как бабка злая!
— Лёш, ты сейчас хочешь посчитать, кто кому чего дал за двадцать лет?
— Я… Я терпел тебя! С твоими вечными упрёками, с твоими графиками и «нам нужно экономить»!
Ольга сделала шаг вперёд. Говорила спокойно, но с таким холодом, что участковый отступил на шаг.
— Лёша, ты не терпел. Ты пользовался. Пользовался тем, что я работала, пока ты «искал себя», лежа на диване. Что я оплачивала твою маму, твои сигареты, твой интернет, твои «поездки с друзьями». Ты не муж. Ты квартирант, который ещё и хамит хозяйке.
— Да пошла ты! — выкрикнул Алексей и… плюнул в пол. — Сдохнешь одна, старая змея!
— Лучше одна, чем с паразитами, — тихо бросила она.
Участковый пожал плечами и увёл Алексея. На лестнице было слышно, как тот бурчит: «Она мне ещё пожалеет…»
Вечером — звонок из бухгалтерии.
— Ольга Сергеевна, вам пришло письмо. С судебной повесткой. Видимо, супруг на раздел имущества подал. Пришлём вам на мейл.
— Отлично, — ответила она и… наливала себе вино.
Алексей пришёл с мамой. Валентина Сергеевна — в трауре по деньгам, а не по браку. На ней был чёрный пиджак и лицо мученицы.
— Ваша честь, — начала она ещё до слов судьи, — я в своё время отдала им всё! И свою пенсию! Я фактически вложилась в эту квартиру морально! А теперь они меня выгоняют!
Судья, женщина лет шестидесяти с усталым лицом, подняла брови.
— Нет. Я — свекровь. Меня всё это напрямую касается!
— Вас касается только пенсия и таблетки. Если у вас нет документов о вложениях — вы здесь как сопровождающая.
Ольга привстала, передала кипу бумаг.
— Ваша честь, вот: все переводы по квартире, выписки, кредиты, чеки. Всё на мне. Алексей — нигде не фигурирует. Ни одной копейки. Более того, у нас с ним был брачный договор. Копия — в приложении.
— А брачный договор когда составлен?
— Три года назад. До покупки жилья.
— Алексей, вы знали об этом договоре?
— Ну… она там что-то подписывала, говорила, что «это формальность»…
— Тогда я вынуждена отклонить иск. Имущество принадлежит исключительно Ольге Сергеевне. Заседание окончено.
— Вы что, это всё?! А как же… как же мне жить? Я ж с пустыми руками остался!
Судья подняла глаза от бумаг:
— Идите работать, Алексей. Это помогает. Проверено.
Ольга вышла из зала с чувством, будто сбросила с плеч двадцатилетний мешок камней.
На улице её ждала такси. За рулём — женщина лет сорока с короткой стрижкой.
— Знаете, — усмехнулась Ольга, — поехали сначала в парк. Погуляем. А потом — в новую жизнь.
Таксистка кивнула. И нажала на газ.
