Вечером она решила пройтись. Без цели. Без маршрута. Просто шла. Хотелось хоть на полчаса перестать быть женой Максима, менеджером проектов, взрослым человеком. Просто кем-то. Может, даже призраком.
И тут — кафе. Ничего особенного. Стулья пластиковые, запах кофе и булочек. Но она замерла. Там, за окном, сидел Максим.
С женщиной. Молодой, звонкой, с теми самыми губами, которые делают только по спецзаказу у косметолога. Они смеялись. Она тыкала его в плечо, а он смотрел на неё так, как когда-то смотрел на Елену.
И тогда она услышала.
Не всё. Один фрагмент. Но иногда одного достаточно, чтобы вся жизнь сложилась, как пазл. Или развалилась, как карточный домик.
— Как только она подпишет доверенность, я сразу подаю на развод. Всё уже почти в кармане.
Она не помнила, как дошла до дома. Как сняла туфли. Как вошла в ванную.
Она стояла перед зеркалом и шептала:
— В кармане, значит… В каком же ты меня, гад, кармане держишь?..
Максим вернулся поздно. Как ни в чём не бывало. Улыбался. Протянул пакет:
— Купил тебе мыло. То, с лавандой. Ты говорила, оно тебя успокаивает.
Она взяла пакет, будто в нём змея, обёрнутая в целлофан.
— А ты помнишь, что говорил с утра? Что «волновался»? Что «мама»? Или ты имел в виду свою новенькую из кафе? Та, что поможет тебя «меня развести»?
Он замер. Мгновение — и всё зависло.
Но она уже шла в ванную. Без крика. Без истерик. Просто закрыла дверь.
Потому что знала: самые страшные шторма начинаются не с грома. А с тишины.
Ночь легла на квартиру, как тяжёлое одеяло. Максим зашёл в спальню осторожно, как кот, который знает: шторы уже оборваны, и теперь лучше не шуметь.
Елена лежала на боку, свет не горел, но окно пропускало тусклый оранжевый свет фонаря. В полумраке комната казалась зоной допроса. Только на этот раз допрашивать собиралась она.
— Лена… — начал он мягко, как будто проверял температуру воды перед тем, как сунуть туда ногу. — Ты это серьёзно сейчас?
Она не ответила. Притворяться спящей не имело смысла: даже через одеяло было видно, как у неё дрожит плечо. Не от холода — от ярости. От той, что скапливается годами, а потом вырывается, когда ты стоишь перед зеркалом и шепчешь: «в кармане…»
Максим сел на край кровати, осторожно. Он включил голос «тихий котик», хотя в нём, как всегда, чувствовалась внутренняя надменность.
— Ты что-то себе напридумывала. Может, кто-то что-то сказал. Ты же такая — додумываешь, усложняешь…
— Я тебя видела, — резко сказала она. Без дрожи. Без эмоций. Просто констатация факта. Как «за окном дождь». — Слышала. Ты сидел с ней. В кафе. Она смеялась, а ты говорил, что всё почти “в кармане”.
Он застыл. Лицо его стало как замороженная пицца — и не вкусная.
— Это не то, что ты думаешь…
— Да что ж вы все так говорите, когда вас ловят?! «Это не то, что ты думаешь», «Ты всё не так поняла», «Оно само упало»! У тебя есть ещё в запасе оправдания, или всё уже отрепетировано с новой актрисой?
— Да что ты орёшь, а?! Ты думаешь, ты идеальна?! А я кто — пёс в твоей богатой жизни?
— Пёс?! — она вскочила. — Ты четыре года живёшь в моей квартире! Ездишь на моей машине! Твоя мама пьёт мои лекарства, между прочим!
Он тоже поднялся. В голосе появился металл.
— А чего ты без меня добилась бы, а? Умная ты наша! Бизнесвумен! Ты думаешь, ты меня тащила? А ты просто удобная была. Удобная! У тебя всё: связи, деньги, друзья. А я? Я — тень!
— Тень не просит машину записать на мать, — сказала она. — Ты не тень. Ты — проект. Который я давно должна была закрыть. С убыточностью.
