— Он ушёл, потому что ты сухая, как щепка! — рявкнула Зина. — Ни огня, ни страсти! Всё по плану, всё по холодильнику! Женщина должна быть… мягче!
— А мужчина — отделён от маминой груди! — не выдержала Галя. — Я не собираюсь соревноваться с вами за вашего сына! Мне достаточно того, что у меня осталась эта квартира. Где я могу, наконец, выдохнуть. Без вас. Без него. Без ваших вечных «а раньше было лучше».
Молчание. Только тиканье старых настенных часов, которые Зина тоже когда-то «временно поставила».
Зина встала. Медленно, с усилием. Взяла банку с варениками и молча поставила её на пол у двери.
— Тогда вот. На прощание. Ты ведь всё равно будешь их есть. Потому что они — с любовью. Настоящей.
— Любовь — это когда не лезут без стука, — глухо ответила Галя, отвернувшись.
— Ага, — усмехнулась Зина, — и когда не выкидывают сына из семьи, потому что он ноги на стол поставил.
Она вышла, громко хлопнув дверью, но ключ всё ещё оставался у неё. А в коридоре, на полу, вареники. Домашние. С любовью. Как бомба замедленного действия.
Галина опёрлась на подоконник, глядя в окно, где мелкий дождь размывал июньскую зелень. Стукнула кулаком по подоконнику.
— Вот ведь ведьма в жилете. Ещё и правду насыпала. Варениками.
Прошло три дня тишины. И в этот день тишина треснула, как старый унитаз в хрущёвке — неожиданно, обидно и с последствиями.
Галина только вернулась с работы — сидела теперь на ресепшене у стоматолога, отвечала на звонки и гладила нервы пациентам фразами типа: «да, имплант — это навсегда, как бывшая свекровь». Успела только снять кроссовки, как раздался звонок в дверь. Не ключ — уже радость. Открыла — и сначала подумала, что у подъезда снимают сериал.
— Вот мы и пришли, — холодно произнесла Зина, протискиваясь внутрь, как будто она не в квартиру, а в правду жизни заходила. — Чтобы расставить все точки над… над нами.
— Что здесь происходит? — Галина даже не поняла, кому это адресовать.
— Галочка, я предупреждала, — сказала Зина, снимая перчатки, как хирург перед операцией. — У меня всё по-честному. Пришла с сыном. Пришла с невесткой. Пришла с бумагами.
— Какой ещё невесткой?! — нервно рассмеялась Галя.
— Катя, архитектор, — спокойно сказала девушка. — Мы с Михаилом живём вместе. Пока снимаем. Но ваша квартира…
— МОЯ квартира, — перебила Галина. — С документами. С регистрацией. С налогами. С ипотекой, которую я закрывала без Михаила.
— Но мебель… — снова подала голос Зина. — Вещи. Телевизор. Я всё посчитала. По рыночной стоимости. Тут больше ста тысяч.
— Да забирайте! Всё! Хотите — даже чайник! Только ключ оставьте! — Галя сорвалась, впервые за долгое время. — И перестаньте сюда приходить, как в общагу к сыну. Всё! РАЗ-ВО-ДИЛИСЬ! Хватит устраивать цирк!
— Мы не цирк. Мы семья! — резко сказал Михаил. — А ты… ты ведёшь себя, как будто мы тебе враги. Хотя ты сама всё это развалила!
— Я? — в голосе Галины дрогнуло. — А кто у нас уходил, потому что «хочется дышать без графика и твоей мамы на шее»? Забыл?
Катя молча наблюдала. Взгляд у неё был холодный, профессиональный. Будто измеряла уровень абсурда в помещении.