«Ты всё ещё тут живёшь?» — спросил он без взгляда, как будто возвращение домой означало только привычку, а не потерю.

— У мамы шумно. Телевизор мешает. И диван — спина болит. Я тут пока перекантуюсь. Надо ж как-то решить это всё.

Я смотрела на него — и чувствовала, как внутри, за всеми этими слоями усталости и кремов, просыпается нечто. Не женщина. Не мать. Даже не бывшая жена. А животное. Уставшее терпеть.

— Ты ко мне вернулся или к дивану? — спросила я.

— Мы же взрослые люди. Без истерик. Цивилизованно.

— Цивилизованно — это заявление о разводе. Или, на худой конец, возврат ключей.

Он обиделся. Он вообще любил обижаться, когда не получал бесплатный борщ.

— Значит, ты выгоняешь меня? Где мне жить? У мамы, которая ванну бережёт, как музейный экспонат?

— Да хоть в поезде Москва-Мурманск. Мне всё равно. Ты мне здесь не нужен.

— Это общая квартира!

— Влад, нет. Она на меня оформлена. До брака. Документы — в шкафу, второй полка слева. Можешь почитать на ночь.

Он замолчал. Но в глазах его поселилось что-то новое. Неприятное. Как плесень на потолке. Я знала этот взгляд: «Ах, так? Ну, держись».

Вечером позвонила Нина Павловна. Без «привет», без «как Даша?». Сразу в бой.

— Марина, я всё знаю. Ты, конечно, женщина эмоциональная, но вы же семья. У вас ребёнок. Как ты можешь так с Владиком? У него стресс! Аллергия! На нервной почве!

— У него с рождения аллергия. На ответственность.

— Я серьёзно. Что ты покажешь Даше своим поведением?

— Что мама — не половик у двери.

Она бросила трубку. В этот момент я поняла: всё. Это была последняя глава старой книги. Время открыть новую.

Когда я вернулась с Дашей с прогулки, Влад уже был дома. В трениках, с бутербродом, без рубашки, как хозяин жизни.

— Мы остаёмся, — сказал он.

На плите кипел суп. В нём плавал окурок.

Я молча пошла за мусорными пакетами.

— Ты чего? — удивился он.

— Нет, Влад. Я наконец очнулась.

Пятнадцать минут — и чемодан у двери. Он кричал, швырял ботинки, а я молчала. Потому что, оказывается, тишина — тоже может быть речью.

— Я подам на раздел! — крикнул он на пороге.

— Подавай. Суд — это цивилизованно, не так ли?

Он хлопнул дверью. Даша подошла, взялась за мой палец.

— Пока да, зайка. Но теперь — по-настоящему.

Я встала, вытерла плиту, выкинула суп. Ночь прошла странно. Без храпа, без претензий, без тени, которая давно уже была не мужчиной, а шумом в квартире.

Но я знала: это только пауза. Перед бурей. Она уже собиралась. Где-то в недрах адвокатской сумки с фальшивыми камелиями.

Покой, как я выяснила, — вещь обманчивая. Особенно, если он наступает после выдворения бывшего мужа с бутербродом в одной руке и претензией на метраж — в другой. Сперва тишина кажется благословением. В кухне больше никто не чавкает. В ванной больше не стоит запах его геля с надписью «Energy Man». Никто не роняет носки под диван.

Но потом наступает пауза. Тягучая, вязкая. Как в старом театре перед вторым актом, где за кулисами уже переодеваются клоуны в адвокатов.

На третий день после «выселения» позвонила Лариса.

— Алло, Марина? Добрый день! Меня зовут Лариса, я представляю интересы Владислава Игоревича…

Голос — как у ведущей утреннего радио, когда она объявляет скидки на йогурт и прогноз погоды. Сладкий. Приторный. Слишком уверенный, как у женщины, которая думает, что интонацией может победить здравый смысл.

— Очень рада, — ответила я, глядя на свои нечищеные ногти. — Удивительно, что он наконец кого-то нанял не по знакомству.

— Владислав Игоревич уведомил вас, что намерен подать иск о разделе имущества?

— Уведомил, — говорю. — На кухне. В трениках. С кетчупом на майке. Очень официально.

— Понимаю, — сказала Лариса, хотя, конечно, не понимала. — Но должна вас предупредить: с учётом того, что брак зарегистрирован, а проживание совместное, квартира подлежит разделу.

Я молчала. Потому что если бы сказала, то начала бы хохотать. А не хотелось пугать ребёнка.

— Лариса, милочка. Квартира — моя. По дарственной. До брака. От бабушки. С чего бы её делить?

— Владислав Игоревич утверждает, что в квартиру были вложены совместные средства.

— Какие именно? Три банки тушёнки и два плинтуса? Или тот ковер, который мы нашли на помойке, но «он ещё нормальный»?

— Мы подадим заявление в суд, — безэмоционально сказала она.

— С нетерпением жду. Желательно с попкорном и в первом ряду.

Когда повесила трубку, в доме было странно тихо. Даша смотрела мультик, я сидела на кухне и вдруг почувствовала, как что-то в горле сжалось. Не от страха. От ярости. Я ведь знала, что будет так. Но всё равно поверила — на минутку — что, выгнав его, я освободилась.

Нет. Я только открыла дверь в следующее сражение.

Я позвонила маме. Ну а кто ещё у нас носитель вселенской правды?

— Я тебе что говорила, когда ты собралась с ним регистрироваться? — начала она сразу. — Что у него глаза бегают. Как у воробья на свадьбе.