Елена поставила чашку на подоконник и тяжело вздохнула. Утро было тёплым, почти летним, и даже воробьи за окном щебетали так, как будто у них всё отлично. У неё — не очень. С восьми утра телефон трещал, как набат: сначала — подруга Маринка с ехидными новостями, потом — Дмитрий с его «мамочка бедная, мы же не звери», а под занавес — Ольга Ивановна, с дрожью в голосе и фразой, от которой у Елены волосы стали дыбом.
— «Леночка, ну не выгонять же меня на улицу. Я же как-никак мать…»
Вот уж кто бы не называл её «Леночкой» — так это Ольга Ивановна. Она же всегда величала её не иначе как «твоя», как будто Елена была пакетом с молоком, который сын притащил с рынка.
— Господи, — прошептала Елена, глядя на кухонный гарнитур, — хоть бы он сейчас не пришёл с ключами и этой молью на пороге…
И как в дурном сериале, раздался скрип замка.
— Лен, не кипятись. Мамка у нас человек старой закалки, она долго не задержится, — зашёл Дмитрий, в руках пакеты из супермаркета. Видимо, заранее пытался задобрить.
— У нас? — голос Елены звенел, как бокал в микроволновке. — Это, Дим, у меня квартира. У тебя — прописка. Временная. С обманом полученная. Между делом, когда я болела гриппом и не вчиталась в бумажки.
— Лен, ну ты опять начинаешь… — Дмитрий устало опустился на стул. — Она всё потеряла. Представляешь? Все накопления, квартиру. Мошенники. Суд, разбирательства, а толку? Ты бы хотела, чтобы твою мать выставили?
— Я бы хотела, чтобы мой муж не предлагал моей квартиры для спасения всех бабушек мира, — фыркнула она и подошла ближе. — Ты с ней решил жить? Отлично. Только на мою территорию, извини, без спроса — ни шагу.
— Лен, ну ты же не зверь…
— Ага, я крокодил. С глазом на затылке и пастью — на двадцать пять квадратов. Потому что моя бабушка работала всю жизнь, откладывала каждую копейку. И вот теперь её внучка будет делить туалет с женщиной, которая считает, что пельмени — это «бюджетный ресторан».
— Елена… — в голосе мужа заскрипел лёд.
— Ты что, хочешь, чтобы я жила с ней под одной крышей? Мы с ней еле чай вдвоем пьем, она меня «дурой с маникюром» называет, а я её — «тёщей наоборот». Нас же только в психушке разместить можно. Разными корпусами.
Дмитрий вздохнул и встал.
— Она уже едет. На такси. С чемоданами. Прости, я не знал, как сказать…
В эту секунду Елена поняла, что всё. Приехали. Не она — они. С вещами, с претензиями, с уютным намёком на постоянство.
Она прошла в комнату, достала документы из шкафа — завещание бабушки, свидетельство о собственности, выписку из ЕГРН — и молча положила на стол.
— Вот. Это всё, что ты забыл, когда разрешил своей маме жить у нас. Здесь всё моё. А теперь — твоё слово.
— Лен, ты что, правда думаешь, что я выберу её? — Дмитрий посмотрел, как будто впервые.
— Я не думаю. Я знаю. Потому что уже выбрал. Только не сказал об этом. Решил поставить перед фактом. А я — не из тех, кто жмёт руки после ультиматумов.
— Ты что, выгонишь мать моего сына?
