— Ты чё делаешь? — Валентин подался к ней.
— Угадай, — буркнула она, не глядя. Сложила два свитера, нижнее бельё, носки, зарядку, блокнот, бутылочку духов.
Он обомлел. — Маш… Ну это уже перебор. Мы ж просто поругались.
Она подошла, уставилась в глаза. — Мы не поругались, Валя. Мы живём как два случайных попутчика в купе, которые забыли, кто и куда едет. Я хочу на юг. А ты в санаторий с родителями.
Он замер, смотрел, как она застёгивает сумку.
— Неа, — она взяла ключи. — Я еду на день к Лене. Надо проветриться. Подумать. А ты подумай тоже.
Она обернулась уже в дверях. — О том, чья это квартира, Валентин. И за чей счёт тут холодильник не пустой. Угадай с трёх раз.
Дверь захлопнулась, как хлопок пощёчины.
— Маш, ну ты чего… — Валентин стоял у Лениных дверей, как школьник у кабинета директора. Неловкий, с цветами. Гвоздики. Красные. Будто на поминки пришёл.
Лена, подруга Марии, хмыкнула, глядя через дверной глазок.
— Ага, щас. Гвоздики в пятницу вечером — это диагноз. Маша! Он тут, с похоронным настроением. Пускать?
Мария вышла из кухни, вытирая руки о полотенце. Щёки красные, волосы собраны в пучок, футболка с Микки-Маусом и надписью: «Not today, Satan».
— Пусть заходит. Только недолго. Я ещё картошку не дочистила, — бросила через плечо. Но голос был ровный, без эмоций.
Лена открыла. Валентин шагнул внутрь, как в храм — осторожно, с уважением к территории богов.
— Маш, ну поговорим? — он сел на краешек дивана, как на мину.
— Говори, — Мария стояла у стола, спиной к нему, чистила картошку. — Я слушаю.
— Ну не злись, а? Я же не специально. Просто… мама сказала, что это, может, последний шанс. Что они давно не отдыхали. Я растерялся. Хотел как лучше.
Мария положила нож, развернулась. — Ты всегда «как лучше», только никогда не для меня. Знаешь, когда я в последний раз отдыхала? Восьмой класс, лето у бабушки. Всё. Потом — работа, потом — ты, потом — ипотека, потом — твоим родителям то стул на дачу, то коврик в ванну, то зубы протезировать.
— Ну неужели ты всё считаешь? — он вздохнул.
— Нет, Валя. Только крупное. Например, отпуск за сто двадцать тысяч. Который не мой.
Он опустил глаза, повозил пальцем по подлокотнику. — Ну я могу вернуть…
— С чего? — перебила она. — С твоей зарплаты? Три года будешь отдавать. А я — что? Буду ждать? Пока они вернутся загорелые, с магнитиками?
— Маш, ты чего добиваешься?
Она подошла ближе, скрестила руки. — Я хочу понять. Я у тебя вообще есть? Или только мама и папа?
Он встал. — Маш, не начинай опять эту шарманку. Я люблю тебя. Но ты понимаешь — они старенькие. У них кроме меня никого. Ты же знала, за кого замуж выходишь.
— Да, знала. Но надеялась, что ты хоть иногда будешь ставить жену выше.
Пауза. Напряжённая. Лена исчезла куда-то на кухню, явно не хотела мешать.
— Маш, — Валентин взял её за руку. — Поехали домой, а? Ну сколько можно на подруге торчать?
— Я не торчу. Я ушла.
