Он не крикнул. Не ахнул. Просто шагнул вперед и перехватил материнскую руку. Железной хваткой. Сумка упала на пол с глухим стуком.
Тишина. Оглушительная, звенящая тишина.
Тамара Павловна медленно повернула голову. Посмотрела на сына. В ее глазах мелькнул испуг — и тут же сменился хитростью. Она еще попытается выкрутиться.
— Игорек… сыночек… — заблеяла она. — Ты не так понял! Она меня довела! Стояла и ухмылялась! Я ей про болячки рассказываю, а она смеется!
Игорь смотрел на мать. Долго, пристально, устало. В его взгляде не было ни гнева, ни обиды. Только усталость. Бесконечная, смертельная усталость.
Сколько лет я это терпел? Сколько лет верил, что она изменится? Что поймет? Дурак. Старый дурак.
Он разжал пальцы. Тамара Павловна отдернула руку, потирая запястье.
— Игорек, ну что ты… Я же не хотела… Она сама…
Он не слушал. Наклонился, поднял сумку, вложил ей в руки. Потом взял под локоть. Мягко, но непреклонно.
— Куда? Игорь, что ты делаешь? — она попыталась упереться, но он уже вел ее к выходу. — Игорь! Сынок! Поговори со мной!
Марина осталась на кухне. Не пошла за ними.
Это его бой. Его решение. Я тут ни при чем.
На лестничной площадке Тамара Павловна сделала последнюю попытку.
— Сынок… Игореночек… Ну прости старую дуру… Я больше не буду… Честное слово…
Он посмотрел на нее. Один долгий взгляд. В нем было все: и любовь, которая когда-то была, и боль от предательства, и окончательное, бесповоротное решение.
— Что? — она не поняла. Или сделала вид, что не поняла.
— Ключи от квартиры. Давайте.
— Игорь… ты же не серьезно… Я же мать твоя!
Она смотрела на него, все еще надеясь, что это шутка. Что сейчас он улыбнется и скажет: «Ладно, мам, проехали». Но он не улыбался.
Дрожащими руками она полезла в сумку. Долго копалась, тянула время. Наконец достала связку, отцепила ключ. Протянула.
Он взял ключ, сунул в карман. И шагнул назад, в квартиру.
Он остановился на пороге.
— Что же ты делаешь… Родную мать… Она же тебя заколдовала! Опоила! Сынок!
Он медленно, очень медленно закрыл дверь. Мягкий щелчок замка прозвучал как гром.
И тут началось. Грохот, крики, проклятья. Тамара Павловна колотила в дверь кулаками, ногами, чем придется.
— Открой! Немедленно открой! Я те покажу! Я в милицию пойду! Неблагодарный! Подлец! Я тебя породила! Выкормила! А ты! Из-за этой шлюхи! Открой, гад!
Игорь стоял в прихожей, прислонившись к стене. Глаза закрыты. Лицо — маска боли.
Марина подошла, встала рядом. Взяла за руку. Он сжал ее пальцы — крепко, до боли.
— Прости, — прошептал он. — Прости, что так вышло.
— За что прощать? Ты сделал то, что должен был сделать. Давно должен был.
— Мать не та, кто родила. Мать — та, кто любит. А она… она тебя использовала. Всю жизнь использовала.
