— Стёшка, что дрыхнешь, негодная? — голос мачехи резал по ушам, как пила по сучку. — Вставай! Уже утро на дворе, а она всё спит, коровяка этакая!
Стеша едва разлепила глаза. Всё тело ныло и болело, словно её молотом отколотили. Вчера с братцем Васей в лес ходила — валежник собирали, на санках домой везли. Мачеха сказала: «Незачем лошадку-то мучить. Стёшка вон здоровая, как кобыла, пускай тащит. А дрова лишними не будут — после бури-то вон сколько наломало».
Но теперь Стеша не могла даже глаза открыть — всё тело знобило и ломило. Мачеха пимом в неё запустила, а встать всё равно не может. Силы нет, вся горит огнём.
— Мамка, что орёте? Спать не даёте, — зевая, проговорила Мария, сестрица Стёшина.
— Да Стёшка, холера, дрыхнет! — кипятилась мачеха. — Надо вставать, печь топить, поросятам кашу варить, корову доить, а она дрыхнет, проклятущая!
— Вставай, корова! — кричала Мария.
Да не может Стеша пошевелить ни рукой, ни ногой. Лежит, стонет тихонько. Метнулась Мария молнией к лавке, где лежит Стеша. Стукнуть хотела, да замерла. Босыми ногами переминается.
— Мамка… никак Стёшка заболела. Вся жаром пышет.
— Фу ты, язви её! — испугалась мачеха. — Отойди от неё, Маха, а то ещё ты заболеешь, чего доброго.
Долго ли Стеша провалялась в жару и беспамятстве? Не помнит она. Помнит отрывками только: вроде водой тёплой мутной её поят, а ей холодной ключевой хочется. Матушка покойная видится да тятька. Ушли, оставили её сиротинушку.
— Мамушка, — шепчет Стеша в бреду, — забери меня, тятенька… Зачем одну бросили?
— Мамка! — слышит Стеша знакомый голос. — Никак Стёшка с ума сбрендила али помирать собралась? Кого зовёт, чумичка?
— Она со своими родителями разговаривает.
— Говорю же, помирать собралась. Тьфу ты, нелёгкая… Ох, Васятка, беги за фершалом Авдеевым, а то точно она нам беды натворит.
А потом Стеша пошла на поправку. До самой весны болела. Весной, как солнышко светить ярче стало, так и начала тихонечко Стеша вставать да на улицу выходить. Бледная была — что трава после того, как камень поднимешь с земли, а она там лежала, скрючившись, все ростки блёклые. Вот так и Стёша.
— Ну ты, девка, и задолжала нам, — ворчала мачеха. — Он сколько провалялась, он сколько на тебя лекарства потратили. Да и силы. Ухаживали опять же за тобою, словно за родной.
— Разве я нарочно, матушка? — шептала Стеша.
— Ненарочно, — соглашалась мачеха. — Но всё же давай, выздоравливай скорее, да за дело принимайся. Скоро уже пахать надо, зерно сеять, а потом, глядишь, и покосы пойдут, дрова опять же заготавливать.
Вот так и жила Стеша. Мамка родная её от той же болезни ушла — Стёше ещё и восьми годков не было. Тятька один мучился. Мучился с девчонкой и привёз из соседнего села вдовую бабу с двумя ребятишками.
Говорили, не очень хорошая она была, та вдова. Да никто больше не захотел горе мыкать с Емельяном. Своих проблем хоть отбавляй, а тут и девчонку ещё нянькать надо. Хотя уже и не маленькая, всё по двору делала, но всё же…
