Андрей поддакивал, крепче сжимая руль:
– Пятьсот – это уже ни о чем. Хотя бы семьсот. На «Весту» почти хватит.
Они говорили так, словно Ирина была невидимым водителем такси. Она смотрела на мелькающие за окном унылые пейзажи и вспоминала Клавдию Петровну. Сухонькая, строгая старушка с пронзительными голубыми глазами. Летом, когда родители отправляли ее, десятилетнюю, к ней на пару недель, она учила Ирину вышивать и заваривать чай со смородиновым листом. В ее доме всегда пахло сушеными травами и старыми книгами. И была тишина. Благословенная, густая тишина, которую Ирина почти забыла, живя в вечном гуле телевизора и телефонных разговоров мужа.
Квартира оказалась именно такой, какой сохранилась в ее детской памяти. Третий этаж крепкого сталинского дома. Высокие потолки с лепниной по углам. Широкие деревянные подоконники, на которых когда-то стояли горшки с геранью. И запах… тот самый, из детства.
– М-да, – протянула Галина, брезгливо пнув носком сапога облупившуюся ножку кресла. – Хламник. Ремонт тут со времен очаковских и покоренья Крыма не делался. Обои под замену, полы скрипят, сантехника… О, боги!
Она с отвращением заглянула в ванную. Андрей деловито простукивал стены.
– Несущие, – констатировал он. – Перепланировку не сделаешь. Ладно, не так уж всё и плохо. Место козырное. Центр. Всё рядом.
Ирина не слышала их. Она подошла к окну в большой комнате. Оно выходило в тихий зеленый двор с огромным старым кленом. На подоконнике, покрытом слоем пыли, лежал забытый томик Паустовского. Ирина провела по нему пальцем. И вдруг с невероятной ясностью представила, как сидит здесь, в этом самом кресле, с чашкой того самого чая со смородиновым листом, и читает. И никто не кричит в телефон, не требует ужин, не включает на полную громкость новости.
– …поэтому я считаю, самый умный ход – это сделать легкую косметику, – донесся до нее голос Галины. – Мой знакомый прораб, Вадик, сделает по-божески. За месяц управимся. Выкинем всю эту рухлядь, постелем ламинат, натяжные потолки… Будет конфетка.
– Мне бы хотелось… – начала Ирина, сама удивляясь своему голосу, – мне бы хотелось тут бывать иногда.
Галина и Андрей обернулись и посмотрели на нее так, будто она предложила разводить в квартире пингвинов.
– Что делать? – переспросила Галина с убийственной вежливостью.
– Бывать. Приезжать на выходные. Здесь так… тихо.
Наступила пауза. Первым рассмеялся Андрей. Грубо, громко.
– Ирка, ты в своем уме? Мотаться сюда за сто пятьдесят километров, чтобы в тишине посидеть? Ты на балкон у нас выйди, вот тебе и тишина. Не выдумывай.
– Почему – выдумываю? – в голосе Ирины появилась едва заметная стальная нотка. – Это моя квартира. Мне ее оставили. Наверное, я могу решить, что с ней делать.
– Конечно, можешь, дорогая, – тут же подхватила Галина, меняя тактику. Ее голос стал вкрадчивым и сочувствующим, как у психотерапевта из дешевого сериала. – Мы же тебе только добра желаем. Понимаешь, держать эту квартиру – это пассив. Коммуналка, налоги… А продав ее, мы превратим этот пассив в актив! Вложим деньги в общее семейное гнездо. Построите дачу, будете там все вместе отдыхать. И тишина, и природа. Это же гораздо разумнее, правда?
Она говорила о «семейном гнезде», но Ирина отчетливо видела, как в этом «гнезде» Андрей будет жарить шашлыки со своими друзьями, а Галина – командовать, где сажать петрушку. А она, Ирина, будет с утра до ночи стоять у плиты и мыть посуду.
Они уехали, оставив Ирину с ключами и тяжелым сердцем. Она осталась в квартире на ночь, соврав, что хочет прибраться перед отъездом. Всю ночь она не спала. Сидела в старом кресле, укрывшись найденным в шкафу клетчатым пледом, и смотрела в темное окно. Она чувствовала себя кладоискателем, который нашел сокровище, а его уже обступили пираты и требуют отдать карту.
Следующие недели превратились в медленную пытку. Андрей и Галина действовали напористо и слаженно. Они звонили каждый день.
– Ириш, Вадик-прораб готов смету составить. Ему ключи нужны. Ты когда в Сызрань поедешь?
– Ир, я нашла покупателей! Семья с ребенком, им район очень нравится. Готовы даже немного накинуть, если ремонт быстро сделаем.
