Он окончательно сник, превратившись в пожилого, растерянного мужчину. Вся его профессорская солидность, вся эта напускная важность, с которой он вещал с кафедры своего политеха, слетела с него, как шелуха.
— Я сниму тебе квартиру на первое время, — пробормотал он. — Деньги… я буду помогать.
— Не надо. Ничего от тебя не надо, — отрезала она. Она подошла к комоду, выдвинула ящик, достала свою старую записную книжку и ключи. — Я переночую у Ирины. Завтра пришлю машину за вещами. Оставь ключи на комоде, когда будешь уходить к своей… Кристине.
Она надела сумку на плечо, взяла в руки коробку с фарфоровыми кошками — самое ценное. Уже у самой двери она обернулась.
— Боря. А сыновьям ты сам скажешь? Или это тоже должна сделать я?
Он молчал, и это молчание было красноречивее любых слов. Марина кивнула сама себе, открыла дверь и вышла, не оглянувшись. На лестничной клетке она наконец позволила себе выдохнуть. Воздух ворвался в легкие с такой силой, что закружилась голова. Она прислонилась к холодной стене и только сейчас поняла, что руки дрожат так сильно, что коробка с кошками ходит ходуном.
Ирина жила в соседнем микрорайоне, в просторной «сталинке» с высокими потолками. Дверь она открыла почти мгновенно, словно ждала. Увидев Марину на пороге — бледную, с коробкой в руках, — она не стала задавать вопросов. Просто молча обняла, втащила в квартиру и усадила на кухне.
— Так, — сказала она, решительно зажигая газ под чайником. — Рассказывай. Или сначала коньяку? У меня есть.
— Чаю, — тихо попросила Марина. — Ира, он меня выставил.
Ирина замерла с чайником в руке.
— В смысле — выставил?
И Марина рассказала. Про чемоданы. Про чай с османтусом. Про шелковый шарфик. Про Кристину. Ирина слушала молча, только желваки ходили на ее скулах. Она была женщиной дела — владелица небольшой, но успешной сети пекарен, разведенная лет десять назад, знающая жизнь не по книжкам.
— Сволочь, — вынесла она вердикт, когда Марина закончила. — Банальная, трусливая сволочь. Боялся разговора, решил вот так, исподтишка. Ну ничего. Мы ему устроим. Адвокат у меня есть, лучший в городе. Разденем его до нитки.
— Не надо, Ира. Мне ничего от него не нужно. Квартира моя, дача моя. Машина старая, пусть забирает.
— Ты с ума сошла? — возмутилась Ирина. — Совместно нажитое имущество! Его профессорская зарплата, накопления! Ты что, ему все подаришь? Этой… фифе в шелковом шарфике?
— Я не хочу мараться, — Марина смотрела в одну точку. — Я просто хочу, чтобы это все закончилось.
— Ладно, — Ирина налила дымящийся чай в большие кружки. — Про адвоката поговорим завтра. Сегодня ночуешь у меня. Завтра утром будем решать, что делать. Квартиру надо искать. Не возвращаться же тебе в родительскую, пока он там.
Они пили чай в тишине. Ирина не лезла в душу с утешениями, и Марина была ей за это безмерно благодарна. Она просто была рядом. Надежная, крепкая, как скала. Ночью Марина долго не могла уснуть на Иринином широком диване. Она смотрела в потолок, на котором плясали отсветы уличных фонарей, и пыталась осознать, что произошло. Тридцать два года. Вся ее взрослая жизнь. Первая влюбленность, свадьба, рождение сыновей, защита его диссертации, ее работа в архиве, совместные отпуска в Крыму, болезни детей, смерть родителей… Все это было перечеркнуто, упаковано в картонные коробки и выставлено за дверь. Было ли ей больно? Нет. Боль придет позже. Сейчас была только оглушающая пустота и холод. Словно из нее вынули что-то важное, оставив сквозную дыру, в которой гулял ледяной ветер.
Утром она позвонила сыновьям. Сначала старшему, Денису. Он был юристом в крупной компании в Москве, человек прагматичный и всегда немного отстраненный.
— Мам, привет. Что-то случилось? — его голос был бодрым, деловым.
— Денис, мы с отцом разводимся.
В трубке повисла пауза.
— Как… разводитесь? Вы же… Мама, что за глупости? Вы повздорили?
— Нет, не повздорили. Твой отец нашел другую женщину и попросил меня съехать.
Снова молчание, еще более тяжелое.
— Понятно, — наконец сказал Денис. — Это… неожиданно. Мама, а вы уверены? Может, стоит поговорить, не рубить с плеча? Все-таки возраст…
«Возраст». Это слово ударило Марину под дых. В вашем возрасте сидят дома, пекут пироги и не отсвечивают. В вашем возрасте не начинают новую жизнь.
— Денис, решение принято, — сказала она холодно. — Я просто ставлю тебя в известность.
— Хорошо, я понял. Тебе нужна помощь? Деньги?
— Нет, спасибо. У меня все в порядке.
Разговор получился скомканным и чужим. Словно она говорила не с родным сыном, а с чужим человеком, который пытается соблюсти формальности.
