— Это ещё посмотрим. Павлик — твой муж. И он имеет право голоса в таких вопросах. А я — его мать. И я всегда буду на стороне сына. Так что не строй из себя хозяйку положения.
Через двадцать минут хлопнула входная дверь. Павел вошёл в квартиру встревоженный, с красными пятнами на щеках от быстрой ходьбы. Он сразу направился в гостиную, где его мать уже восседала на диване, а Марина стояла у окна, обхватив себя руками.
— Мам, что случилось? — он поцеловал мать в щёку и обернулся к жене. — Марин, ты в порядке?
Свекровь театрально вздохнула и протянула ему документы.
— Вот, сыночек. Посмотри, что я нашла. Случайно, когда уборку делала.
Павел взял бумаги, пробежал глазами. Его лицо менялось — от удивления к непониманию, потом к обиде.
— У тебя есть квартира? — он повернулся к Марине. — И ты молчала? Три года молчала?
В его голосе звучала боль, и Марина почувствовала укол вины. Но тут же свекровь вклинилась в разговор.
— Вот именно! Скрывала от тебя! От собственного мужа! Это же предательство, сынок! А мы-то думали, что она нам как родная. А она вон как — тайны от семьи держит!
Павел сел на диван, всё ещё держа документы. Он выглядел растерянным.
— Марина, объясни. Почему ты не сказала?
Она сделала глубокий вдох. Момент истины настал.
— Потому что это единственное, что у меня осталось от родителей. И я знала, что как только ты узнаешь, сразу начнутся разговоры о продаже.
— Но это же… это же целая квартира! — Павел встал, начал ходить по комнате. — Ты понимаешь, сколько это денег? Мне сейчас как раз не хватает на новое оборудование для цеха. Я бы смог расшириться, взять больше заказов…
— Вот видишь! — свекровь всплеснула руками. — Я же говорила! Эгоистка она, сынок! Только о себе думает!
Марина почувствовала, как внутри поднимается волна гнева. Три года она терпела. Три года свекровь приходила к ним домой без предупреждения, лезла с советами, критиковала её готовку, её внешность, её работу. Три года она молчала, потому что любила Павла и не хотела ставить его перед выбором. Но сейчас… сейчас чаша терпения переполнилась.
— Я эгоистка? — она повернулась к свекрови, и та невольно отпрянула от её взгляда. — Это я эгоистка? Я, которая три года слушаю ваши нравоучения? Которая готовит на всю вашу родню каждые выходные? Которая отдаёт всю зарплату в семейный бюджет? — Марина, успокойся, — Павел попытался вмешаться, но она резко повернулась к нему.
— Нет, Паша! Хватит! Твоя мать роется в наших вещах, в нашей спальне! Находит мои личные документы и устраивает из этого спектакль! И ты её поддерживаешь!
— Она моя мать! — вспылил Павел. — И она права! В семье не должно быть тайн!
— А почему тогда ты не рассказал мне про свой долг Серёже? — выпалила Марина. — Про те пятьдесят тысяч, которые ты занял и проиграл на ставках?
Павел побледнел. Свекровь ахнула.
— Серёга сам рассказал. Когда пришёл месяц назад. Ты, видимо, забыл, что я была дома. Он думал, ты мне сказал. А ты промолчал. Так кто из нас скрывает правду?
В комнате повисла тишина. Свекровь первая пришла в себя.
— Это другое! Мужчина имеет право на маленькие слабости! А ты… ты должна поддерживать мужа, а не прятать от него деньги!
— Это не деньги! Это память о родителях!
— Память? — свекровь рассмеялась. — Память — это фотографии в альбоме! А квартира — это капитал! И этот капитал должен работать на семью!
Валентина Петровна встала с дивана, подошла к Марине вплотную. От неё пахло дешёвыми духами и валерианой.
