Из кухни вышла Валентина Петровна. На её лице была маска оскорблённого достоинства.
— Не вложила ни копейки? Да я вам на свадьбу подарила сто тысяч!
— Которые пошли на вашего же сына. На его новый костюм, на его часы, на ремонт его машины. Я не видела из этих денег ни рубля.
— Андрюша, ты слышишь, что она говорит?
— Слышу, мам, — Андрей сжал кулаки. — Тамара, ты переходишь все границы. Извинись перед мамой.
— Не извинюсь. Я говорю правду.
— Правду? — Валентина Петровна всплеснула руками. — Твоя правда в том, что ты жадная, неблагодарная женщина! Я приняла тебя в семью, относилась как к родной дочери!
— Вы относились ко мне как к прислуге. Которая должна обслуживать вашего сына и молчать.
— Смею. Потому что это мой дом. Моя квартира. И я не позволю вам её украсть.
Слово «украсть» повисло в воздухе как пощёчина. Андрей сделал шаг к жене, и Тамара невольно отступила. Она никогда не видела его таким разъярённым.
— Убирайся, — прошипел он. — Убирайся из нашего дома.
— Это и мой дом тоже.
— Не будет. Я подам на развод. И квартира достанется мне.
Тамара горько усмехнулась.
— Попробуй. Квартира в равных долях. И ипотеку я плачу со своей карты. У меня все чеки сохранены.
— А я говорила, Андрюша, — вмешалась Валентина Петровна. — Говорила тебе с самого начала — она охотница за квартирой. Вышла за тебя из-за денег.
Тамара резко развернулась к свекрови.
— Я вышла за него по любви. Дура была. Не видела, что женюсь не на мужчине, а на маменькином сынке, который без мамочки шагу ступить не может.
Пощёчина прилетела неожиданно. Андрей ударил её по лицу с такой силой, что она пошатнулась. Щека горела огнём, в ушах звенело. Но сильнее физической боли была боль от предательства. Человек, которому она верила, которого любила, поднял на неё руку.
Валентина Петровна ахнула, прижав руку ко рту. Но в её глазах Тамара увидела не ужас, а удовлетворение. Свекровь добилась своего. Она разрушила их брак окончательно.
— Вот и всё, — сказала Тамара тихо, держась за пылающую щёку. — Теперь я точно знаю, что ничего подписывать не буду. И завтра же подаю на развод.
Она пошла в спальню, достала чемодан и начала складывать вещи. Руки дрожали, но она заставляла себя двигаться методично, спокойно. Нельзя было показывать слабость. Не сейчас.
Андрей стоял в дверях и смотрел, как она собирается.
— Куда ты пойдёшь? — в его голосе не было раскаяния, только раздражение.
— К мамочке побежишь плакаться?
— В отличие от некоторых, я могу решать свои проблемы сама.
Валентина Петровна появилась за спиной сына.
— Андрюша, пусть идёт. Нам без неё лучше будет. Найдём тебе нормальную жену. Которая будет уважать семью.
Тамара застегнула чемодан и повернулась к ним.
— Знаете что? Мне вас жаль. Вы так и проживёте вдвоём, мать и сын, в своём маленьком болоте. Валентина Петровна, вы так боитесь отпустить сына, что готовы разрушить его жизнь. А ты, Андрей, так и не станешь мужчиной. Так и будешь всю жизнь прятаться за мамину юбку.
— Пошла вон! — заорал Андрей.
Тамара взяла чемодан и пошла к выходу. В прихожей обернулась.
— И да, Валентина Петровна. Квартира была оформлена на нас двоих. Без моего согласия вы её не переоформите. А при разводе я получу свою половину. Можете нанимать лучших адвокатов — закон на моей стороне.
Она вышла и захлопнула дверь. Спускаясь по лестнице, услышала, как наверху что-то грохнуло — видимо, Андрей в ярости что-то швырнул. Но ей было всё равно.
На улице она достала телефон и набрала номер.
— Мам? Можно я к тебе приеду на несколько дней? Да, всё в порядке. Просто… я ухожу от Андрея.
Мать не стала расспрашивать по телефону. Только сказала:
— Конечно, доченька. Приезжай. Твоя комната всегда тебя ждёт.
Тамара села в такси и, пока ехала через весь город, думала о том, как странно устроена жизнь. Семь лет она строила семью, вкладывала все силы, всю душу. А разрушилось всё за одно утро. Из-за квартиры. Из-за денег. Из-за власти.
