Я остановилась в дверях, чувствуя, как земля уходит из-под ног. Они устроили засаду в моём собственном доме.
— Добрый вечер, — нотариус встал, протягивая руку. — Людмила Петровна сказала, что вам неудобно ездить в контору, поэтому я приехал сам.
— Мне удобно, — холодно ответила я, игнорируя его руку. — И я не просила вас приезжать.
Мужчина смутился, посмотрел на Людмилу Петровну. Та сделала знак садиться.
— Полиночка, не капризничай. Виктор Семёнович — занятой человек, нашёл для нас время. Садись, подпишем всё быстро.
— Я не буду ничего подписывать.
— Молодая женщина, — вмешался нотариус, — ваша свекровь готова взять на себя все расходы по содержанию имущества. Это очень щедрое предложение.
— Которого я не просила.
Тётя Галя, до этого молчавшая, всплеснула руками.
— Ну что за упрямство! Людочка для вас же старается! Неблагодарная!
Я посмотрела на Андрея. Он сидел, уставившись в пол, сжимая и разжимая кулаки. В этот момент я поняла — он знал. Знал об этой засаде, помог её организовать. Предательство мужа ударило больнее, чем все манипуляции свекрови.
— Андрей, — позвала я.
Он нехотя поднял голову.
— Ты согласен с этим? — спросила я, показывая на собравшихся. — Со всем этим цирком?
— Мама лучше знает. У неё опыт.
Эти слова стали последней каплей. Я почувствовала, как внутри поднимается волна ярости — чистой, освобождающей.
— Вон, — сказала я спокойно.
— Что? — Людмила Петровна приподняла брови.
— Вон из моего дома. Все.
— Это и наша квартира тоже! — взвизгнула свекровь. — Андрюша здесь прописан!
— Съёмная квартира, договор на моё имя. Андрей здесь только проживает. Временно.
— Или вы уйдёте сами, или я вызову полицию. У вас две минуты.
— Ты не посмеешь! — Людмила Петровна вскочила, её лицо стало пунцовым.
Я начала набирать номер. Нотариус первым засобирался, бормоча что-то про недоразумение. Тётя Галя потянула сестру за рукав. Людмила Петровна смотрела на меня с такой ненавистью, что, казалось, воздух между нами мог загореться.
— Андрюша, идём! — скомандовала она.
Муж поднялся, как зомби. Он не смотрел на меня, просто двинулся за матерью. У порога Людмила Петровна обернулась.
— Ты об этом пожалеешь. Останешься одна, никому не нужная. Кому ты такая нужна — упрямая дура без гроша за душой?
— Посмотрим, — ответила я.
Дверь захлопнулась. Я осталась одна в опустевшей квартире. Села на пол прямо в прихожей и расплакалась. Не от жалости к себе, а от облегчения. Словно тяжёлый камень свалился с души.
Через час пришло сообщение от Андрея: «Мама говорит, ты одумаешься. Я буду у неё, пока ты не извинишься».
Я удалила сообщение, не отвечая.
Следующие недели были трудными. Андрей забрал свои вещи, пока меня не было дома. Оставил обручальное кольцо на столе — демонстративный жест, подсказанный мамой. Людмила Петровна распускала обо мне сплетни среди общих знакомых. Говорила, что я выгнала мужа из-за жадности, что не захотела помочь пожилой женщине.
