Соседка тетя Тома заходила утром и вечером, ставила отцу уколы. Люся не смогла бы это сделать и под страхом смерти. Потом они пили чай, и соседка делилась с ней местными сплетнями, словно Люся и не уезжала на двенадцать лет.
Накануне отец вел себя беспокойно, хватал Люсю за руку, когда она кормила его кашей, пытался что-то сказать.
— Прекрати, ну ведь я только тебя помыла! Ну вот, опять весь измазался.
Она поймала себя на том, что говорит с ним тоном, каким говорит с мальчишками.
Ночью он перестал дышать. Она поняла это во сне, скрючившись на раскладушке на кухне. Подскочила на ноги. Почему-то стало страшно, и она позвонила Паше.
— Зеркало к носу поднеси, – посоветовал он.
Перезвонил через десять минут.
— Да зачем… И так все деньги уже истратили. Я сама.
С похоронами помогла тетя Тома. Оказалось, место на кладбище отец давно выкупил, рядом с мамой. Ее могилка была аккуратной и ухоженной, с посаженными вокруг цветами, засохшим букетом на плите. Она улыбалась с фотографии на памятнике, такая молодая, моложе Люси. Это было странно. Интересно, какой бы она была сейчас? Он этих мыслей в глазах защипало, а тетя Тома подумала, что Люся это из-за отца, принялась утешать.
С наследством возиться не хотелось, но деньги были нужны – не сегодня завтра Паша уйдет от нее к молоденькой секретарше, и как тогда разменивать их ипотечную двушку? Но торчать здесь еще она не могла – с работы звонили уже три раза, и даже мальчишки перестали смеяться, а принялись отбирать у отца трубку и спрашивать, когда она вернется. Дождаться обычного срока и потом продать – все дела. Только бы нужно найти все документы – вроде должно быть завещание: отец сам много раз говорил, и тетя Тома подсказала.
Документы нашлись в картонной коробке, где и всегда. Люся из любопытства взяла лежащую под ним бумагу, прочла, взяла следующую… Чего тут только у него не было! Договоры по сим-картам, давно просроченные гарантийные талоны, благодарственные письма с работы. На дне лежали медицинские документы, и Люся зацепилась за свое имя. Чернила на многих наполовину выцвели, но было понятно, что это результаты ее обследований, аккуратно сложенные по датам. В четырнадцать лет она отказалась ходить с ним в больницы, и он не смог ее заставить, поэтому возраст на всех был от тринадцати и младше. Все бы ничего, но в анамнезе тут и там всплывали слова «шизофрения». Люся даже замотала головой, силясь разогнать этот морок. У кого шизофрения, у нее? Потом разобралась – нет, не у нее, по женской линии: у матери и у бабушки. И что все это значит?
Руки стали ледяными и почти не сгибались, во рту пересохло.
