Позвонили на работу. Умер отец. Тот самый отец, которого Владик не видел двадцать лет. Владик слушал в трубке незнакомый голос из какого-то дальнего далека, с удивлением прислушиваясь к себе, различая в глубине легкие постукивания, как будто кто-то стеснительный хотел выбраться из шкафа, но особо не настаивал. За окном шел неуютный серый дождь, пузырился в лужах, неприятно барабанил по подоконнику.
— Сразу говорю — я не поеду, — заявила жена Оля по телефону.
— Что, я один? – Владик представил эту таинственную Вятскую область, деревню Цапельки. В голове толпились картинки из советских фильмов про освоение колхозниками целины. Непролазная грязь, кирзовые сапоги, телогрейки поверх платьев из ситца.
Мать спокойно выслушала про бывшего мужа. Напомнила в очередной раз Владику, что «двадцать лет ни слуху, ни духу, разве это отец, а еще культурный человек, журналист, пить надо было меньше и по рыжим тёткам бегать». Владик слушал в трубку, как мать затягивается сигаретой, выдыхает дым, берет мхатовскую паузу, по ее собственному определению, имени Татьяны Дорониной, вздыхает. «Там дом, в деревне этой. Владик, из наследников, как я понимаю, только ты, надо ехать, оформлять», — резюмировала мать, добавив в конце фразу, которую он ждал, — «естественно я не поеду».
Оля с интересом послушала про дом, наследником которого Владик внезапно стал. На все расспросы про недвижимость он отвечал «не знаю». Ольга затянула любимое: «Не знает он ничего. А кто знает? Пушкин?». Она принялась быстро кидать вещи в спортивную сумку, покрикивая из спальни «паспорт сразу достань, чтобы не забыть», «а резиновые сапоги брать, как думаешь?», «а ты уверен, что других детей у него нет?», «черное платье с вырезом на спине, это нормально, деревня ж, а?», «дом какого года?», «господи, кого я спрашиваю?». Владик в оцепенении смотрел в телевизор: там передавали что-то смешное. Без звука. Пульт как всегда в таких случаях провалился в параллельную вселенную, куда-то в или под диван. «Чего молчишь?» — Оля стояла перед Владиком в позе сахарницы, уперев руки в бока. «Ты не знаешь, где пульт?» — Владик смотрел сквозь жену, думая, что надо пойти за пивом, а может и не надо, а может просто лечь спать, чтобы этот день наконец закончился.
Ехали долго. Отстояли в изматывающей в пробке на выезде из города. Поругались с перерывом на невкусный кофе на заправке. Помолчали, помирились, выгодно «продали» дом отца, «купили» поездку на заграничное море, пять раз спели «Проруху-судьбу» вместе с Сукачевым. Устали.
Деревня Цапельки встретила их синими сумерками и пустыми дорогами. Туман серыми клочьями стелился по земле. Поездив по колдобинам и всматриваясь в номера домов, чертыхаясь, пытаясь отыскать нужный дом, набрели на седого мужичка в белой рубахе, что стоял неподвижно у края дороги. «Слава Богу, живой человек!» — Владик высунулся из окна машины. — «Дом 29, не подскажите?». Мужик молча указал на последний дом на дороге у самого леса. «Вас подвезти?» — обрадовался Владик, но получив пинок от жены, ойкнул и поехал в сторону дома. «Он что, за нами идет?» — Ольга обернулась. В заднем окне было видно, как мужичок, по колени укатанный туманом, как будто скользит где-то позади, не поспевая. «Пьяный наверное», — успокоила себя Ольга.
