— Ты неисправим, — вздохнул Юрка, при встрече увидев в руках Кости большого плюшевого медведя в бабочке в красный горошек и коробку конфет, — Шурик подумает, что мы, идиоты, принесли игрушку в подарок ему. Скажи спасибо, я прихватил коньячок.
Он махнул пакетом, где, кроме коньяка была и кое-какая закуска.
— Кстати, ты его предупредил, что мы придем?
— Нет, телефон недоступен, может, номер поменял.
— А как попадем в подъезд? Ты код помнишь?
— Не-а… Ладно, придумаем что-нибудь, — жизнерадостный Юрка никогда не унывал.
Издалека было заметно, что древний дом все-таки облагородили: кое-где подкрасили, кое-что заменили, кое-как подремонтировали. И придумывать ничего не пришлось — дверь подъезда была открыта нараспашку.
Правда, она находилась под надежной охраной: возле стены стояла новенькая скамейка, на которой восседали бабки. Пенсионерки, вопреки рекомендациям властей, не соблюдали социальную дистанцию, а наоборот, сидели плотно, как горошины в стручке.
И смотрели они с такой суровой бдительностью, что Юрка счел нужным поздороваться и доложить:
— Добрый день! Мы к Шурику из шестьдесят девятой. Он дома, не знаете?
Бабки засуетились, заподпрыгивали на сидении, и, посматривая на медведя, стали отвечать все разом. У парней голова пошла кругом. Из обрушившейся на них информации они поняли, что еще пару лет назад Шурик повесился. Родители приезжали, похоронили, а теперь в квартире никто не живет, так и стоит пустая.
— Угу, спасибо… Мы тогда это… заглянем…— пробормотал ошеломленный Юрка, подтолкнул плечом Костю, и они шмыгнули в подъезд.
Шли молча. На третьем этаже Юрка приостановился.
— Зачем мы тогда вообще идем?
— Коньяк же есть, поднимемся, помянем его…
Но когда добрались до четвертого – оба вытаращили глаза. Квартира номер семьдесят была на месте. Панели перекрашены, а дверь осталась такой, какой ее помнил Костя – блеклой, поцарапанной, с круглой металлической ручкой.
Даже Юрка был поражен, но тут же нашелся.
— Прошло два года, значит, за это время сделали ремонт, пробили стену, восстановили жилье, и кого-то там поселили. Надо на обратном пути старух расспросить. Ты же не думаешь, что…
Но только Костя протянул руку к звонку – Лилиана тотчас открыла, будто караулила.
— О! Здравствуйте! Вы вдвоем? – пропела она. — Заходите, можете не разуваться.
В темном коридорчике Костя представил их друг другу:
— Знакомьтесь, это – Юра, это – Лилиана…
— Очень приятно! Проходите, — радушно повела она рукой.
Костя шагнул в комнату, а Юрка притормозил, поставил на пол пакет и, взяв хозяйку за локоть, остановил ее. Он уже придумал несколько объяснений того, как Лилиана здесь появилась, и ждал момента, чтобы растолковать их своему непутевому другу.
— Послушайте, уважаемая девушка! Давайте поговорим без свидетелей. Выйдем на площадку?
Они вышли и прикрыли за собой дверь.
Юрка посмотрел многозначительно и заговорил веским тоном:
— Итак, не будем рассусоливать. Если вы, дамочка, не перестанете вешать Косте лапшу на уши относительно ребенка и всего прочего, я сообщу в органы о ваших играх с веселящими субстанциями.
— Ну что ж, ваше право… Хотя вы ошибаетесь… — голос ее был мягким, обволакивающим.
Она подошла к Юрке совсем близко и положила обе ладони ему на уши.
Он криво улыбнулся, не понимая, чего она хочет.
И тут быстрым, резким и сильным движением она повернула его голову вбок до характерного хруста. И отошла, не мешая телу упасть. Окинула его равнодушным взглядом и вернулась домой.
Комната ничуть не изменилась: та же грязь, та же ширма в углу, тот же диван, из которого кусками лезла поролоновая набивка, с той лишь разницей, что сейчас на краю дивана сидел, сложив руки на коленях, маленький мальчик. Если бы его не было, то никак нельзя было догадаться о присутствии здесь малыша – ни игрушек, ни детских книжек, ни детской мебели.
Увидев Костю, мальчик вскочил и в два прыжка очутился рядом.
— Папа! Папочка! Я знал, что ты придешь! – верещал ребенок так, что у Кости уши закладывало от его визга.
Он покосился на ширму, положил подарки на ближайшие стулья и протянул руки навстречу. Мальчишка бросился в объятия. Они присели на диван.
— Ну, как ты живешь? – спросил Костя, не зная, о чем говорить. — Мама тебя не обижает?
— Нет, — удивленно ответил Камил, подняв брови.
— А я тебе гостинцы принес. Вот, — мужчина взял медведя, освободил его от прозрачной целлофановой упаковки и отдал ребенку.
Тот взял игрушку, минутку повертел ее в руках и бросил на пол. Костя был обескуражен и, чтобы скрыть свое замешательство, принялся распечатывать конфеты.
Камил осторожно взял одну и посмотрел на Костю.
На кухне Лия гремела посудой. А где же Юрка? Наверное, там же, развлекает ее своими байками.
Мальчик положил конфету в рот, раскусил, скривился и выплюнул ее.
— Ты не любишь конфеты? — изумился Костя. — А что ты любишь?
— Я люблю играть! Давай с тобой поиграем!
Они снова уселись на диван.
— Ну хорошо, а как мы будем играть?
В комнату вошла Лилиана, взяла коробку с конфетами и встала в проеме, опершись плечом о дверной косяк.
Мальчик ткнул пальцем Косте в глаз, крепко зацепил нижнее веко и рванул вниз с такой неожиданной силой, что щека оторвалась с обеих сторон и повисла под подбородком мясом наружу.
Дедушка, услышав дикий вопль гостя, забился в своей кроватке, отчего ширма заходила ходуном.
Лилиана смотрела и ела конфеты, слизывая с пальцев подтаявший шоколад.
День шел к завершению. Еще ничего не произошло.
Еще не пришла поутру уборщица и не разбудила своим криком весь дом, обнаружив на четвертом этаже два трупа.
Еще оперативники не ломали головы, кто мог так жестоко расправиться с молодыми людьми возле пустующей квартиры, единственной на площадке.
Еще следователи не опрашивали словоохотливых бабулек, а самая старая из них еще не несла какую-то чушь про якобы проживающего когда-то в этом подъезде колдуна, воспитывающего в одиночку дочь. Все боялись его злого глаза и тяжелого характера. И девчонка росла диковатая, забитая, доставалось ей от отца. Была она ровесницей этой бабки, но ни с ней, ни с кем-то еще не дружила. Нрав у нее тоже был жестокий и пугающий. Потом как-то быстро стала взрослой, и соседи часто слышали их с отцом перебранки и ругань. А затем в одночасье оба исчезли. В их «нехорошей» квартире никто жить не смог, кого вселяли – все бежали сломя голову, как от огня, поэтому вход в нее замуровали. Мало того — и рядом находившаяся квартира стала с той поры проклятой: жильцы или скоропостижно умирали, или накладывали на себя руки. Проверили: действительно, квартиру номер семьдесят давно исключили из жилого фонда и забетонировали дверь. Но какое отношение это имеет к происшествию? Даже в протокол опроса заносить не стали слова старой маразматички.
Еще не пригласили на опознание родных, и они еще не голосили возле морга.
Еще не устраивали совместную гражданскую панихиду, на которой один гроб был закрыт.
Еще не похоронили друзей рядом на кладбище, в тихом месте, под ветками огромной березы.
Еще не отправили это дело в разряд «висяков».
Пока что рядом лежали два тела — одно со свернутой шеей и открытыми глазами, в которых так и остался вопрос, а другое – разорванное в клочья. А между ними — большой плюшевый, весь в крови, медведь с кокетливой бабочкой в горошек.
Автор: Константинополь
Источник: https://litclubbs.ru/writers/6721-sosedka.html
Понравилось? У вас есть возможность поддержать клуб. Подписывайтесь, ставьте лайк и комментируйте!
Публикуйте свое творчество на сайте Бумажного слона. Самые лучшие публикации попадают на этот канал.
