Дом утопал в зелени. Скрипнула калитка и во двор зашла новая хозяйка и ее 17-летняя дочь. 39 -летней Татьяне Викторовне Чаплыгиной совсем недавно достался этот дом в наследство. Собственный частный загородный дом — это отлично, но вот обстоятельства, который сделали ее хозяйкой, не очень радовали женщину.
В последние два года жизнь Татьяны вообще постоянно меняется. Нельзя сказать, что в худшую сторону, но череда событий которые происходят, нередко доводят Чаплыгину до слез.
Сначала два года назад она развелась со своим мужем Павлом и ушла, захватив всего несколько чемоданов. Татьяна с дочерью Дианой все это время жили в арендованной квартире. Конечно, у Тани есть мама и папа, которые звали дочь с внучкой к себе, но разведенная женщина хотела жить отдельно.
Вдвоем с дочерью ей было очень комфортно. За два года обе привыкли с этой маленькой, уютной квартирке, поэтому сейчас, раскрыв рты смотрели на огромный двухэтажный дом, который бабушка Татьяны Викторовны перед смертью подарила своей внучке.
— Мама, нам с тобой нужно срочно выходить замуж, — вздохнула Диана, — мы не справимся с этим домом.
— Нет, хватит, я уже нажилась замужем, больше не хочу, – усмехнулась Татьяна, а ее дочь одиннадцатиклассница вздохнула.
— Значит, придется мне, — грустно промолвила девушка.
— Дочь, ты учишься в школе, забыла? — мама покосилась на свою единственную дочурку.
— Ой, точно, — почесала затылок девушка, — совершенно забыла. Вечно эта школа мешает всем моим планам.
Наследницы загородного двухэтажного дома громко засмеялись и вдруг увидели на дорожке огромного пса породы овчарка. Пес наклонил голову набок и с интересом смотрел на незнакомок.
— Ой, мамочки, — испугалась Диана, — мама, поговори с ним.
— Я не умею, — выпучив глаза сказала новая хозяйка, но постаралась взять себя в руки, — гражданин, пес, мы — хозяйки этого дома. Мы не воры, это наш дом. Можно мы пройдем? Ты же не кусаешься?
— Нет, я не кусаюсь, – послышался голос с той стороны, где стояла собака и новые хозяйки завизжали, что есть мочи.
В этот момент из кустов вышел мужчина лет пятидесяти. Он был одет в спортивный костюм и имел довольно стройную, подтянутую фигуру:
— Девушки, извините, Барс снова зашел в этот двор. Никак не могу ему объяснить, что наша территория ограничена. Раньше мы с ним служили на границе, вот он и привык обходить владения, – виновато произнес мужчина.
— Ничего себе — Барсик. Да это же собака Баскервилей, а не Барсик, — возмутилась Диана, но мать одернула ее.
— Так Вы наш сосед? Очень приятно. Я — внучка Валентины Ивановны и новая хозяйка этой дачи. Извините, что-то я Вас не знаю. Пока бабушка была жива, мы приезжали сюда каждые выходные.
— Я купил дом рядом всего месяц назад и теперь мы с Барсом здесь будем жить постоянно. Мне нельзя с ним в квартиру, понимаете? Барс — пограничный пес. Он не сможет там жить, — грустно улыбнулся сосед.
— Конечно, я все понимаю, – дружелюбно ответила Татьяна, которая решила, что это даже хорошо, что по соседству живет такой мужественный, крепкий мужчина с пограничным псом Барсом. Теперь не так страшно вдвоем с Дианой в большом пустом доме.
— Можно его погладить? – осторожно спросила одиннадцатиклассница.
— Барс, сиди смирно, – обратился сосед к собаке и посмотрел на Диану, — подойди к нему, познакомьтесь.
Девушка подошла к собаке и осторожно погладила. Барс прижал уши и прикрыл глаза. Пес, затаив дыхание, ждал человеческой ласки:
— Какой он милый, – со слезами умиления на глазах произнесла девочка, – все, это будет мой первый и лучший друг в этом поселке. Мам, представляешь какое везение, только приехала и уже друга нашла, а ты кавалера, — засмеялась Диана, а Татьяна покраснела.
— Диана, попридержи язык, – рассердилась мать.
— Меня, кстати, Иван Сергеевич зовут, — Кудесников, – улыбнулся сосед и сделал вид, что он не слышал слова подростка.
— А я — Татьяна Ивановна Чаплыгина, – женщина протянула руку соседу и кивнула на девушку, – а это — моя беспардонная дочь Диана.
— Ну, что же, замечательно, — улыбнулся Иван и продолжил, — если позволите, я помогу внести ваши сумки в дом.
Этот дом Татьяна очень любила. Когда-то очень давно, когда мама женщины еще была ребенком, бабушка получили участок недалеко от реки и соснового леса и построила “семейное гнездо”, как она его называла. (продолжение в статье)
Жанна растерянно прижималась к плечу мужа.
Она не могла поверить в то, что говорила сейчас его мать.
Ведь по сути женщина выставляла их на улицу.
-Сегодня же съезжайте от меня, — ошарашила она вернувшихся с работы Жанну с Михаилом — Никаких завтра... У меня сегодня важная встреча.... Ну, в общем, я замуж выхожу.
Её тон и смысл сказанного был полнейшей неожиданностью для Жанны — ведь они, хоть и не пылали со свекровью, Татьяной Семеновной, друг к другу любовью, но и в открытых контрах не были.
-Почему, мама? Что случилось-то? Куда мы на ночь глядя пойдём? — Миша тоже оторопел от приказного тона матери.
-А потому, что я тоже человек. И, между прочим, ненамного старше тебя, Жанна! И имею право на кусочек женского счастья. — свекровь укоризненно, так и не смирившись, видимо, с выбором тридцатитрехлетнего сына, ткнула пальцем в сорокалетнюю невестку. — Я тоже Женщина. И именно сегодня решается моя женская судьба. А вы..., переночуйте в гостинице, а там найдете жилье. Квартир в аренду куча сдается.
-Ма, так давай мы завтра хотя бы съедем... Мы не готовы ни морально, ни финансово поздним вечером решить такую проблему...А завтра....
-Никаких завтра! — чуть не взвизгнула мать. — Через два часа у меня гости...Так что прошу вас в течение часа освободить мою квартиру. Возьмите самое необходимое, остальное можете завтра или на днях забрать.
Жанна на всю жизнь запомнит эту минуту, когда на темной улице — фонари еле проглядывали сквозь ледяной дождь со снегом, редкие прохожие, укрываясь капюшонами и зонтами, спешили в уютное тепло своих квартир, а их выгоняли, как собак на улицу.
Ладно бы только её и Мишу, но ведь свекровь прекрасно знала о том, что Жанна на втором месяце такой долгожданной беременности!.
Впрочем, беременность была долгожданной для неё, для Жанны.
А вот у свекрови были любые внуки — от живущей где-то далеко дочери, и один, рожденный в бывшем браке Михаила.
Сама же Жанна тоже была один раз замужем, но мужчина слишком уж сильно любил детей и, видимо, не слишком-то сильно любил её.
Потому что в один прекрасный день он ушел к беременной любовнице, бросив на прощание: "Извини, но семья без детей — это суррогат".
Вернее, бывший муж не ушел, а привел любовницу в свою квартиру, предложив жене освободить жилплощадь, так как их развод — дело ближайшего времени.
Ну а у Михаила в первом браке была другая история — диаметрально противоположная.
До знакомства с будущей невестой и женой он проживал с матерью, Татьяной Семёновной в трехкомнатной квартире, собственницей которой была только мать — Миша отказался от своей доли в приватизации.
-А зачем нам куча собственников,— сказал ему тогда ещё живой отец. — Давай откажемся в пользу матери — так проще с документами будет, ежели чего.
Невеста же Михаила, имеющая свою квартиру, категорически не захотела жить со свекровью.
И поначалу семейная жизнь молодого мужчины была более, менее нормальной.
Но вот после рождения ребенка жену, как подменили.
Она стала капризной, жаловалась на усталость и недосып. (продолжение в статье)
— Извините за мою корову! Опять жрёт без меры! — Голос Арсения, обычно бархатный и уверенный, на этот раз прозвучал, как удар хлыста по лицу, разрывая в клочья праздничную атмосферу, боль от которого ощутил каждый. Анна замерла с вилкой в руке, превратившись в изваяние из стыда и неверия. Ломтик ветчины, аккуратно нанизанный на зубцы, так и не долетел до хрустальной тарелки, застыв на полпути. Она, такая хрупкая, будто сотканная из осенней паутины, сидела напротив своего мужа и чувствовала, как на неё устремляются десятки глаз — колючих, сочувствующих, шокированных. Её собственное тело внезапно стало чужеродным, неподъёмным, а сердце забилось где-то в горле, перекрывая воздух. Максим, лучший друг Арсения, поперхнулся дорогим шампанским, и золотистые пузырьки зашипели в его бокале, словно разделяя возмущение. Его супруга, Вероника, сидевшая рядом, открыла рот в идеальной окружности изумления, но ни единый звук не смог преодолеть кома неловкости, застрявший в горле. За роскошным столом, ломившимся от яств, повисла та самая оглушительная тишина, которая густеет, как кисель, и в которой даже шелест собственных ресниц кажется предательским шумом. — Арсений, ты что это такое говоришь? — Максим первым нашёл в себе силы нарушить гнетущее молчание, его голос прозвучал хрипло и неуверенно.
— А что такое? Правду теперь говорить нельзя? — Арсений с театральным изяществом откинулся на спинку своего массивного венецианского стула, явно довольный произведённым эффектом. Его взгляд, скользнувший по гостям, искал одобрения. — Моя дурочка опять набрала лишнего, просто стыдно с ней на люди показываться! Словно на трёх человек готовила, а не на гостей.
Анна сидела, заливаясь алым румянцем. Но это был не румянец стыда — это была жгучая волна унижения, сжигающая изнутри. Слёзы, едкие и предательские, подступили к глазам, но она привычно, до автоматизма, втянула их обратно, заставив раствориться в глубине души. Она научилась этому искусству за три года замужества. Сначала плакала в подушку, потом — в ванной, а потом слёзы просто… иссякли. Какой в них смысл, если они лишь распаляют обидчика? — Да брось ты, Арсений, — неуверенно пробормотал Сергей с другого конца стола, пытаясь спасти тонущий корабль вечера. — Анечка у тебя просто красавица, душу греет.
— Красавица? — Арсений фыркнул, и его смех прозвучал фальшиво и резко, как скрежет металла. — Ты её, что ли, без всех этих косметических обманов видел? Утром, так, простая, серая? Я, бывает, проснусь и аж вздрогну: кто это тут рядом улёгся? Откуда такое чудо-юдо взялось?
Кто-то из гостей нервно, сдавленно хихикнул, тут же замолчав под тяжёлым взглядом Вероники. Кто-то с внезапным рвением уткнулся в тарелку с салатом, изучая узоры из майонеза. И в этот момент Анна поднялась. Медленно, как во сне, будто каждое её движение давалось невероятной ценой, отрывая от стула частичку её самой.
— Я… я в уборную, — прошептала она так тихо, что слова едва долетели до окружающих, и, не глядя ни на кого, вышла из гостиной, унося с собой остатки своего растоптанного достоинства.
— О, обиделась! — с самодовольным видом констатировал Арсений, разводя руками. — Ничего, привычное дело. Сейчас вернётся, надует губки бантиком и будет молчать до самого утра. Баб, знаете ли, в ежовых рукавицах держать нужно, а то распускаются, как плесень!
Максим смотрел на своего друга, с которым они прошли плечом к плечу пятнадцать лет — от беззаботной юности до обретённой стабильности, и не узнавал его черты. (продолжение в статье)
