Юлия Владимировна, узнав об этом, только усмехалась: — Катюша, милая. Я специально сказала о том, что квартира все еще моя. Иначе Любовь Степановна не показала своего истинного лица. А тут видишь как… Не понятно, в кого у них Ванечка такой порядочный. А ты молчи и никому не рассказывай, что у отца свой строительный бизнес. Мы твоего Ваню хитростью возьмем к нему на работу, будто место освободилось. Он же у тебя отличный проектировщик! — Правда? — удивилась Катя. — Но… не знаю… согласится ли он. — Наше дело предложить, а его — обдумать.
Через пару дней после последнего разговора с Любовью Степановной, Иван сидел на кухне, ковыряя ложкой макароны. Настроение у него было никакое. Катя молча заваривала чай, и в этот момент у него зазвонил телефон.
— Алло, Ваня? — раздался бодрый голос Павла Петровича. — Привет, сынок. Слушай, у меня тут новость — один из проектировщиков в нашей фирме уходит. Срочно нужен толковый человек, ты же сам говорил, что тебе поднадоела корпоративная рутина?
Иван вздохнул, отставляя ложку.
— Да говорил. Только я не уверен…
— Уверенность — это дело наживное, — рассмеялся тесть. — Зарплата почти такая же, офис у нас уютный, коллектив отличный. Без корпоративных понтов. Решай. Время есть, но немного.
Весь день Иван ходил сам не свой. Он вспоминал все: и как «съедали» идеи в прежней компании, и как регулярно перерабатывал, и как один раз начальник просто подал его чертеж как свой. А вечером за ужином он вдруг сказал:
— Я согласен. Пусть твой папа мне вышлет, что нужно.
Катя чуть не расплакалась от облегчения. Она боялась настаивать, ведь знала, как для мужа важна независимость. Но он сам выбрал — и это значило, что что-то в их жизни начинало меняться.
Уже через две недели Иван начал работу. Первые дни были волнительно-непривычными, а потом он узнал, что Павел Петрович — и есть директор этой фирмы. Это было большим откровением для молодого человека.
Павел Петрович держал все в разумной строгости, не делая зятю ни поблажек, ни подножек. Наоборот, он требовал, чтобы Иван держал высокую профессиональную планку. И это Ивану нравилось. Впервые за долгое время он чувствовал уважение, а не контроль сверху.
Но спокойствие продлилось недолго. Через неделю после выхода на новую работу, ему позвонила мать.
— Ты совсем с ума сошел?! — начала она, даже не поздоровавшись. — Променять крупную фирму на мелкую контору по строительству сараев и дач! Позор! Ты хоть понимаешь, как ты прогадал?!
— Мама, там не сараи. Это частные дома, хорошие проекты, качественные материалы. И я проектирую, а не кирпичи кладу. Мне нравится, — спокойно сказал Иван.
— Что тебе может нравиться? Ты что, без меня совсем головой перестал думать? Как только женился на этой Кате, так они тебя сразу в оборот взяли!
— Все, мама, — голос Ивана стал стальным. — Или ты уважаешь мой выбор и жену, или мы просто ограничим общение.
Молчание в трубке было долгим. Потом раздалось короткое «как знаешь» — и гудки.
В тот вечер, уже дома, Иван подошел к Кате, сел рядом и взял ее за руку.
— Знаешь… Мне очень спокойно работать с твоим отцом. Я как будто перестал доказывать кому-то, что чего-то стою. Просто делаю дело.
Катя улыбнулась и обняла его крепко. Ей казалось, что впервые за долгое время можно выдохнуть.
На следующий день, в середине солнечного утра, когда Катя с Иваном были на работе, в дом Юлии Владимировны неожиданно позвонили. Женщина выглянула в окно и увидела знакомую, хорошо накрашенную фигуру в ярком пиджаке — Любовь Степановна.
