А я? Что я делала все эти годы? Молчала, терпела, уступала. И вот результат — чужие люди хозяйничают в моём доме, а родной муж говорит мне «не позорь меня».
Я сидела на тёмной кухне и смотрела на старую эмалированную кастрюлю. Светлана днём опять пыталась её выбросить, но я отобрала. Теперь держала её в руках и вспоминала маму.
— Не давай себя в обиду, Верочка, — говорила она перед свадьбой. — Мужнина родня — это испытание. Но помни: ты не служанка. Ты хозяйка в своём доме.
Я не послушала. Думала, любовью и терпением всего добьюсь. Что Николай оценит, как я принимаю его семью, никогда не жалуюсь, всё делаю для его удобства. Наивная дура.
За стеной, в гостиной, громко работал телевизор. Светлана смотрела какое-то шоу и комментировала вслух. Алёна топала по лестнице — спускалась на кухню за едой каждый час. А Николай, как всегда, сбежал в гараж.
Я достала телефон и открыла переписку с сыном. Саша служил в Подмосковье, иногда удавалось созвониться.
«Мам, как дела? Как папа?»
Последнее сообщение было три дня назад. Я не ответила — что писать? Что в его комнате поселилась двоюродная сестра? Что отец за моей спиной прописал в доме свою сестру?
Пальцы сами набрали: «Сынок, у нас всё сложно. Тётя Света с Алёной переехали к нам. Живут в твоей комнате.»
Ответ пришёл неожиданно быстро: «Мам, ты что, серьёзно? А ты как?»
«Терплю. Папа сказал — временно.»
«Мам, какое временно? Тётка же прилипала. Помнишь, как она у бабушки жила? Выгнать потом не могли.»
Я помнила. Старая история — Светлана после первого развода полгода жила у свекрови Николая. Обещала съехать, как только найдёт работу. В итоге свекровь сама съехала к своей сестре, не выдержав.
«Мам, не молчи. Дай им от ворот поворот.»
Легко сказать — дай поворот. Как? Николай уже решил всё за меня. Подписал документы, впустил их в дом. А я, как всегда, узнала последней.
На лестнице послышались шаги. В кухню вошла Светлана в халате и тапочках — моих тапочках, которые я искала уже неделю.
— О, ты чего не спишь? — она включила свет, и я зажмурилась. — Чай будешь?
Не дожидаясь ответа, она поставила чайник, достала печенье. Села напротив и внимательно на меня посмотрела.
— Вер, ты чего дуешься? Я же не навечно к вам. Вот устроюсь нормально, сниму квартиру.
— Ты регистрацию оформила. На год.
— Ну и что? Для социалки нужно. Алёнке льготы в школе положены, пособие мне как матери-одиночке. Без регистрации не дают. Колян же понимает.
— А меня никто не спросил.
— Вер, ну что ты как маленькая? Мы же семья. Должны помогать друг другу. Или ты хочешь, чтобы мы на улице жили?
Старый приём. Emotional blackmail, как говорят психологи. Я столько лет на него велась.
— Света, это мой дом тоже. Мой и Николая. Ты могла спросить, предупредить…
— Ой, всё! — она встала, громко двинув стул. — Я думала, ты нормальная, а ты жадная оказалась. Колян правильно говорит — ты вечно проблемы из ничего делаешь. Спокойной ночи!
Она ушла, хлопнув дверью. А я осталась сидеть с остывшим чайником и мыслью, которая билась в голове как пойманная птица: «Колян говорит». Значит, они обсуждали меня. Сестра и брат против глупой, жадной Веры.
В окно постучал дождь. Осенний, холодный. Я подумала, что впереди долгая зима. И прожить её в собственном доме, чувствуя себя чужой — это слишком.
Надо что-то делать. Но что? Как бороться, если против тебя твой же муж?
Утро началось со скандала. Алёна разбила мою любимую чашку — ту самую, из которого сервиза, что подарила мама на свадьбу. Из двенадцати осталось только три, и вот теперь две.
— Подумаешь, чашка! — Светлана собирала осколки. — Старьё какое-то. Купим новые, современные.
Что-то во мне оборвалось. Как струна, натянутая слишком сильно.
— Не трогай! — я вырвала из её рук совок с осколками. — Это моя чашка! В моём доме! И я сама решу, что с ней делать!
— Я того, что устала! Вы живёте здесь месяц, ведёте себя как хозяева, всё переставили, вещи мои выбрасываете! А теперь ещё и прописались без моего ведома!
— Это Колян разрешил…
— Дом принадлежит нам обоим! Обоим, понимаешь? И я не давала согласия на твою регистрацию!
В кухню вбежал Николай — видимо, услышал крики из гаража.
