— Вера, ты что орёшь? Соседи услышат!
— Пусть слышат! — я повернулась к нему. — Ты прописал свою сестру в нашем доме без моего согласия! Это незаконно!
— Буду орать! Это мой дом! Я имею право!
Я достала телефон и набрала номер. Николай попытался выхватить его, но я отошла.
— Участковый? Здравствуйте, это Вера Михайловна с Садовой, дом пятнадцать. Приезжайте, пожалуйста. У меня в доме незаконно зарегистрированы люди.
— Ты что делаешь, дура?
— То, что должна была сделать месяц назад.
Участковый приехал через полчаса. Молодой лейтенант, деловитый и спокойный. Выслушал всех, проверил документы.
— Так, понятно. Гражданка Морозова, регистрация оформлена только с согласия одного собственника. Нужно согласие обоих. Гражданка Вера Михайловна, вы можете обратиться в суд для признания регистрации незаконной.
— Это же моя сестра! — взвыл Николай.
— Это не отменяет закона, — лейтенант был невозмутим. — Гражданка Морозова, вы должны покинуть данное жилое помещение. Если откажетесь, хозяева имеют право выселить вас через суд.
Светлана смотрела на меня с ненавистью:
— Ты пожалеешь об этом.
— Не пожалею, — я удивилась, какой твёрдый у меня голос. — Собирайте вещи. Даю вам два дня.
Но Николай молчал. Он стоял, опустив голову, и не смотрел на сестру. Может, впервые в жизни ему было стыдно. А может, просто понял — я дойду до конца.
— Мам, а как же школа? — Алёна вдруг заплакала.
Мне стало жаль девочку. Но не настолько, чтобы отступить.
— Светлана найдёт выход. Она всегда находит.
Участковый ушёл, пообещав всё запротоколировать. Светлана с Алёной поднялись наверх собирать вещи. А мы с Николаем остались на кухне.
— Ты довольна? — он наконец поднял на меня глаза. — Выгнала мою сестру.
— Она сама виновата. И ты тоже. Вы решили всё за моей спиной.
— Нет. Ты просто не считаешься со мной. Никогда не считался. Но это мой дом тоже, Коля. И я больше не позволю вытирать об меня ноги.
Он вздохнул, потёр лицо руками:
— Прости. Я… я правда думал, что делаю правильно.
— Правильно было бы спросить меня. Обсудить. Вместе решить. Но ты привык, что я молчу и соглашаюсь. Больше так не будет.
Наверху хлопали двери, что-то падало. Светлана собиралась демонстративно громко. Но меня это больше не трогало. Я отстояла свой дом. Свою жизнь. Себя.
Прошёл месяц. Дом снова стал тихим и спокойным. Я вернула мебель на места, достала из кладовки свои вещи. Комнату Саши привела в порядок — он должен вернуться через два месяца, и всё будет как прежде. Нет, лучше, чем прежде.
Николай изменился. Стал внимательнее, чаще помогает по дому. Вчера сам предложил съездить за продуктами. А на выходных починил калитку, которая скрипела последние полгода.
— Вер, — сказал он вечером, когда мы пили чай на кухне. — Я правда виноват. Не должен был так поступать.
— Света звонила. Сняла квартиру, устроилась на работу. Говорит, на тебя обижена.
— А ты… ты её простила?
Я подумала. Простила ли? Наверное, да. Но доверять больше не буду. И впускать в свою жизнь — тоже.
— Я простила, Коля. Но в наш дом она больше не войдёт. Никогда.
Он кивнул. Мы допили чай в тишине. Хорошей, спокойной тишине, которой мне так не хватало.
На работе, в библиотеке, заметили перемены. Сказали, что я будто помолодела. А я просто перестала бояться. Научилась говорить «нет». Защищать своё.
— Мам, ты молодец! Папа рассказал. Правильно сделала, что выгнала тётку.
— Знаю. Но ты справилась. Я горжусь тобой, мам.
Я положила трубку и заплакала. Первый раз за этот месяц. Но это были хорошие слёзы. Слёзы облегчения.
Сегодня утром я нашла в шкафу тапочки, которые носила Светлана. Без сожаления выбросила их в мусор. А потом достала мамину кастрюлю и сварила компот. Из последних яблок, которые мы с Николаем всё-таки собрали.
Дом пах яблоками и корицей. За окном падал первый снег. А я сидела в своём любимом кресле, пила компот из уцелевшей чашки и думала: как хорошо быть хозяйкой в собственном доме. И в собственной жизни.
Светлана была права в одном — семья должна помогать друг другу. Но помощь не должна превращаться в оккупацию. А доброта — в слабость. Этот урок дался мне дорого. Но я его усвоила.
Популярное среди читателей
