Дождь барабанил по стеклу, будто пытался достучаться до моей совести. Я месила тесто для пирожков с капустой — те самые, что Анночка обожает с детства. Кухня наполнилась запахом дрожжей и тушёной капусты, а в сердце поселилось странное предчувствие. Знаете это чувство, когда воздух перед грозой становится тяжёлым? Вот и у меня так было.
— Бабуль, как вкусно пахнет! — Анна вошла в кухню, сбрасывая мокрый плащ прямо на стул. — Ты специально мои любимые делаешь?
Я улыбнулась, вытирая руки о фартук. Внучка выглядела уставшей — под глазами тени, волосы собраны кое-как. Последние месяцы она металась с этой идеей кондитерской на дому, глаза горели, планов громадьё.
— Присаживайся, чай заварю. Расскажи, как дела с твоим проектом.
Анна тяжело вздохнула, опустилась на табурет. Пальцы нервно теребили край скатерти — я эту привычку ещё у её мамы замечала.

— Вот об этом и хотела поговорить… Банк отказал. Третий уже. Говорят, кредитной истории нет, поручителей тоже. А мне всего-то триста тысяч нужно — духовку профессиональную купить, миксер планетарный, формы…
Она замолчала, но я чувствовала — это не конец разговора. Налила чай, поставила перед ней блюдце с вареньем из крыжовника. Молчание повисло между нами, густое, как утренний туман над Волгой.
— Баб, а ты бы не могла… — голос дрогнул. — Ну, на тебя же одобрят. У тебя стаж в библиотеке тридцать лет, зарплата стабильная. Я буду платить, клянусь! У меня уже три постоянных заказа есть, к Новому году столько заявок…
Сердце сжалось. Как отказать? Это же Анночка, которую я с пелёнок нянчила, когда её родители разводились. Которая ночевала у меня, прижимаясь со страху во время грозы.
— Триста тысяч — это немало, детка.
— Я понимаю! Но смотри — она достала телефон, показывая какие-то расчёты, — вот тут все мои заказы, вот калькуляция. Через полгода я выйду в ноль, через год начну зарабатывать нормально. Баб, ты же всегда говорила, что верить надо в людей. Поверь в меня, пожалуйста.
Пирожки в духовке зашипели — пора переворачивать. Я встала, открыла дверцу. Жар обдал лицо, и на секунду показалось, что это предупреждение. Но разве я когда-нибудь слушала предупреждения, когда дело касалось семьи?
Банк встретил меня холодом кондиционеров и равнодушием мраморных стен. Я сжимала в руках папку с документами — паспорт, справка о доходах, трудовая книжка. Руки предательски дрожали, будто я преступление совершаю.
Менеджер — молоденькая девочка с идеальным маникюром — улыбалась дежурной улыбкой. На бейджике значилось «Карина». Господи, она моложе Анны!
— Валентина Петровна, всё в порядке с документами. Кредит одобрен. Триста тысяч на пять лет под четырнадцать процентов годовых. Ежемесячный платёж составит семь тысяч двести рублей.
Семь тысяч двести. Почти треть моей пенсии. Но Анна обещала…
— Скажите, а можно как-то указать, что деньги для внучки? Чтобы она тоже была ответственной?
Карина покачала головой, профессионально сочувственно:
— К сожалению, нет. Кредитный договор оформляется только на вас. Вы единственный заёмщик и несёте полную ответственность по выплатам. Это важно понимать — она сделала паузу, глядя мне прямо в глаза. — Банк будет взаимодействовать только с вами. Все претензии, если что, тоже только к вам.
Если что… Зачем она это говорит? Неужели на лице написано, что я сомневаюсь?
— Вот здесь подпишите, и здесь, и вот тут инициалы…








