Марина сидела в своём любимом кресле, перелистывая томик Бунина. За окном моросил октябрьский дождь, и капли стекали по стеклу, размывая мир до неузнаваемости. В доме царила та особая тишина, которая приходит после долгих лет супружества — не гнетущая, а обволакивающая, как старый плед.
Телефонный звонок разорвал эту тишину, словно молния.
— Марина Григорьевна Полянская? — голос женщины звучал официально, но с нотками усталости. — Беспокоят из Росреестра. У нас есть вопросы по поводу дарственной на ваш дом.
Марина медленно отложила книгу. Дарственная? Какая дарственная?
— Простите, я не понимаю, — проговорила она, чувствуя, как что-то холодное скользнуло по позвоночнику. — О чём вы говорите?
— В нашем распоряжении документ от третьего октября. Вы передаёте дом в дар Алексею Николаевичу Кравцову. Нам нужно подтвердить подлинность вашей подписи.
Мир вокруг неё будто замер. Алексей… Её Алексей? Тот самый, который полгода назад переехал к ней после смерти жены? Тот, кто каждое утро готовил ей кофе и называл её своей спасительницей?
— Я… я никакой дарственной не подписывала, — выдохнула Марина, и её рука невольно сжала подлокотник кресла. — Это какая-то ошибка.
— Понятно. Тогда нам нужно будет разбираться. Можете завтра подъехать к нам с паспортом?
Марина кивнула, забыв, что собеседница её не видит, и только потом пробормотала согласие. Трубка в её руке казалась неподъёмно тяжёлой.
Она опустилась обратно в кресло, но Бунин уже не мог её успокоить. Мысли метались, как испуганные птицы. Дарственная… от её имени… Алексей…
За окном дождь усилился, и капли теперь барабанили по стеклу настойчиво, почти агрессивно. Марина закрыла глаза и попыталась представить, что всё это ей просто приснилось. Но холод в груди не отпускал.
Где-то в глубине дома хлопнула дверь — это вернулся Алексей. Его шаги в прихожей показались ей непривычно громкими.
— Марин, я дома! — крикнул он, как обычно. — Что-то ты притихла совсем?
Она не ответила. Не могла. Потому что впервые за все эти месяцы его голос показался ей чужим.
Алексей стоял у плиты, помешивая что-то в сковородке. Марина смотрела на его широкую спину, на знакомый свитер, который она сама постирала на прошлой неделе. Как же всё изменилось за какие-то полчаса!
— Мне звонили из Росреестра, — сказала она тихо.
Алексей даже не обернулся. Только чуть напрягся — или ей показалось?
— По какому поводу? — спросил он, и в его голосе не было ни капли удивления.
— По поводу дарственной. Той, которую я якобы подписала. От твоего имени.
Теперь он повернулся. На его лице не было ни смущения, ни вины. Только лёгкое раздражение, словно она докучала ему по пустякам.
— Ах, это… — он вздохнул, словно речь шла о забытом счёте за коммунальные услуги. — Марин, я хотел с тобой поговорить. Но не знал, как начать.
— Не знал, как начать? — повторила она, и в её голосе прозвучало нечто, чего она в себе не узнала. — Ты оформил дарственную на мой дом, и не знал, как об этом сказать?
Алексей отставил сковородку и повернулся к ней лицом. Его глаза были спокойными, почти равнодушными.
— Слушай, мы же взрослые люди, — сказал он тоном человека, объясняющего очевидные вещи. — Мы живём вместе, планируем пожениться. Ты всё равно оставила бы мне дом. Зачем тянуть?
— Я всё равно оставила бы? — Марина почувствовала, как внутри неё что-то обрывается. — Кто тебе сказал, что я собиралась оставлять тебе дом?
— Да брось ты, — Алексей махнул рукой. — У тебя есть дочь в Москве, она устроена. А мне куда деваться? Я же не богач какой-то.
