«Ты не понимаешь» — сгорбившись от боли, обратился Павел к жены в момент, когда она осознала, что жить с его матерью может стать её тихим адом

Переосмысленный дом, полный звуков, стал новым началом.
Истории

Элина почувствовала, как внутри что-то сжимается. Именно это «ишо» и «ничаво» она и записывала — живой язык, который скоро исчезнет навсегда.

— Мне пора готовиться, — она направилась к лестнице.

— А обедать когда будешь? — крикнула Лидия. — Я борщ сварю! Настоящий, украинский!

Элина поднялась в студию и закрыла дверь. Но звуки всё равно проникали — телевизор, разговор Лидии по телефону с подругами, звон посуды. Она надела наушники и попыталась сосредоточиться на вопросах для бабушки Насти.

В час дня приехала бабушка. Маленькая, сгорбленная, с палочкой и авоськой яблок.

— Деточка, а что у вас тут так шумно? — спросила она, едва переступив порог.

Из кухни доносился звук блендера — Лидия что-то взбивала для борща.

— Свекровь приехала погостить, — Элина помогла бабушке раздеться.

— А-а-а… — бабушка Настя понимающе кивнула. — Ну, тогда давай в саду записывать. Там потише будет.

Они вышли в сад, но и там было слышно — Лидия открыла окна и включила музыку погромче. Популярные песни смешивались с весенним воздухом и пением птиц.

— Ничего, деточка, — бабушка Настя села на скамейку. — Расскажу тебе про свадьбы наши старинные. А музыка пусть играет — молодость вспомню.

Элина включила диктофон и попыталась настроиться на рассказ. Но в голове крутилось одно: как долго это будет продолжаться?

Звонок раздался вечером, когда Элина разбирала записи с бабушкой Настей. Лидия смотрела сериал на полной громкости, Павел сидел в наушниках за компьютером. Номер был незнакомый.

— Алло, это Элина Сергеевна? — голос пожилой женщины дрожал. — Это соседка бабы Насти… Насти Фёдоровны. Она вчера… она умерла во сне.

Элина выронила ручку. Диктофон продолжал тихо шуршать — на записи бабушка Настя рассказывала про венчальные песни, которые её мать пела в начале века.

— Похороны завтра, — продолжала соседка. — Она просила, если что, передать вам её тетрадки. Там всё записано — песни, сказки… Говорила, что вы единственная, кто это понимает.

Элина повесила трубку и сидела неподвижно. Бабушка Настя была последней в деревне, кто помнил свадебные обряды времён её прабабушки. Теперь этих знаний не стало.

— Что случилось? — Павел снял наушники, заметив её лицо.

— Бабушка Настя умерла.

— Которая сегодня приезжала? — Лидия оторвалась от телевизора. — Ну, старые люди… Это естественно.

Элина встала и пошла к выходу.

— Эль, куда ты? — окликнул Павел.

— К ней домой. Забрать тетради.

Она ехала по знакомой дороге в деревню и думала о том, как бабушка Настя говорила ей в прошлый раз: «Боюсь, деточка, не успею всё рассказать. Столько всего в голове, а время уходит…» Элина обещала приехать на следующей неделе. Не успела.

Дом бабушки Насти стоял тёмный. Соседка передала связку ключей и стопку тетрадей в клеёнчатых обложках.

— Она всё записывала последние годы, — объяснила женщина. — Боялась забыть. Говорила: «Умру я — и всё пропадёт».

Элина села в машину и открыла одну из тетрадей. Мелкий старческий почерк: «Венчальная песня, слышала от матери, 1934 год. Поют перед церковью, когда жених за невестой приезжает…» Дальше шли строчки на диалекте, которого больше никто не знал.

Она включила диктофон с сегодняшней записью. Голос бабушки Насти звучал живо, с хитринкой: «А ишо, деточка, есть песня особенная — когда невеста в дом к жениху входит. Мать его должна спеть, чтоб жизнь счастливая была…»

Элина заплакала. Просто сидела в машине на пустой деревенской дороге и плакала — от горечи потери, от понимания того, что времени всегда не хватает, от ощущения собственного бессилия перед уходящим миром.

Дома телевизор по-прежнему работал. Лидия сидела на диване с вязанием, Павел что-то готовил на кухне.

— Ну как там дела? — спросила свекровь, не отрываясь от экрана. — Нашла свои тетрадки?

— Нашла, — Элина прошла мимо, прижимая к груди стопку записей.

— А что ты расстроилась так? — Лидия наконец посмотрела на неё. — Ну, умерла бабушка. Такая жизнь. Главное, что дело своё она сделала — детей вырастила, внуков…

— Ты не понимаешь, — Элина остановилась на лестнице. — Она была последняя. Больше никто не знает того, что знала она.

— Да что там знать-то? — Лидия вернулась к сериалу. — Деревенские байки. Кому это сейчас нужно?

Элина поднялась в студию и закрыла дверь. Разложила тетради на столе, включила запись. Голос бабушки Насти заполнил комнату, тёплый и живой. Но он уже стал прошлым.

За стеной Лидия громко разговаривала по телефону, рассказывая подруге про «странную невестку, которая с покойниками дружит». Элина выключила диктофон и опустила голову на руки.

Кому это нужно? Этот вопрос звучал в её голове всё громче.

На четвёртый день Элина поняла, что задыхается. Лидия встала в пять утра и начала генеральную уборку. Грохот пылесоса, звон ведра, музыка из радио — всё смешалось в какофонию, от которой некуда было спрятаться.

— Павлик, а у вас тут пыли-то сколько! — голос свекрови доносился из всех углов дома. — И эти паутины в углах! Как вы живёте?

Элина сидела в студии с наушниками, но даже так слышала каждое слово. Работать было невозможно. Она открыла ноутбук, закрыла, снова открыла. Записи с бабушкой Настей лежали нетронутыми.

В десять утра терпение лопнуло.

— Я уезжаю на дачу, — сказала она Павлу, который завтракал под аккомпанемент материнских наставлений о правильном питании.

— На какую дачу? — он поднял удивлённые глаза.

— У мамы есть старый дом в деревне. Мне нужно поработать в тишине.

— Эля, не уезжай, — Павел встал. — Мама скоро привыкнет, успокоится…

— Когда скоро? Через месяц? Через два?

Лидия появилась в кухне с тряпкой в руках.

— А что случилось? Поссорились?

— Мне нужно закончить проект, — Элина взяла ключи от машины. — В доме слишком шумно.

— Шумно? — Лидия искренне удивилась. — Да я же тихо убираю! И телевизор специально сделала потише.

Продолжение статьи

Мини ЗэРидСтори