Элина услышала стук в дверь и поняла — что-то изменится навсегда. Такое предчувствие накатывает редко, но метко, как удар молнии в самое сердце тишины. Она оторвалась от диктофона, где только что записывала рассказ бабушки Насти о старинных обрядах, и пошла открывать.
На пороге стояла Лидия Михайловна с двумя огромными чемоданами и сумкой через плечо. Выглядела она на удивление бодро для женщины, которая только что пережила развод после тридцати лет брака.
— Лидочка, мама, что случилось? — Павел появился из кухни с кружкой чая, и Элина увидела, как его лицо вытянулось от неожиданности.
— Ничего особенного, сынок. Просто решила пожить у вас недельку-другую. До понедельника точно, а там посмотрим. — Лидия Михайловна протиснулась мимо Элины в прихожую, даже не дождавшись приглашения. — Дом-то какой просторный у вас! И тишина… Прямо как в музее.
Элина молча взяла один из чемоданов. Тяжелый, будто свекровь везла с собой половину прежней жизни. Павел стоял растерянный, переводя взгляд с матери на жену.
— Мам, а как же твоя квартира? Ты же говорила, что будешь жить одна, что это твой дом…
— Дом-то мой, да только в нём теперь каждый угол напоминает… — Лидия махнула рукой. — Вот и решила проветриться. А что, разве я не могу побыть с сыном? С невесткой познакомиться поближе?
Элина почувствовала, как что-то сжалось в груди. Познакомиться поближе. За семь лет брака они виделись от силы раз в месяц, и каждая встреча заканчивалась вежливым облегчением при расставании.
— Конечно можешь, мама. Проходи, располагайся. — Павел наконец очнулся от ступора. — Только у нас тут… ну, Эля работает дома, записывает интервью. Может быть шумно для тебя.
— Да какой там шум! — Лидия уже осматривала гостиную, трогала обивку дивана, заглядывала на книжные полки. — У меня после развода такая тишина в ушах звенит. А тут живые голоса, семья… Это же замечательно!
Элина поставила чемодан у стены и посмотрела на Павла. Он избегал её взгляда, изучая носки своих тапочек. В этот момент она поняла: он знал. Знал, что мать приедет, и не предупредил.
— Где же мне разместиться-то? — Лидия Михайловна уже направилась к лестнице на второй этаж. — Наверху, наверное, уютнее. Окна какие большие! И вид на сад…
— Мам, там наша спальня. И кабинет Эли. — Павел наконец поднял глаза. — Может, диван в гостиной? Он раскладывается.
— Ну что ты, сынок! Я же не на одну ночь. Диван — это для гостей, а я семья. — Лидия уже поднималась по ступенькам. — А что это за комната? С пианино?
— Это… это моя студия. — Элина поднялась следом. — Там я записываю интервью. Оборудование стоит.
— Оборудование… — Лидия заглянула в комнату и покачала головой. — Столько места пропадает! Микрофон да компьютер — разве это оборудование? У нас на заводе оборудование, а это так, игрушки.
Элина сглотнула. В этой комнате она провела последние три года, собирая истории стариков, записывая забытые песни и сказки. Здесь родился её проект о сохранении исчезающих диалектов. А теперь это просто пустое место, игрушки.
— Ладно, мам, — Павел спустился и взял второй чемодан. — Давай пока устроим тебя внизу. Потом разберёмся.
Лидия Михайловна улыбнулась и легко кивнула. Элина стояла в своей студии и слушала, как внизу уже начинается новая жизнь — со звуками чужих шагов и голосом, который теперь будет заполнять каждый уголок их дома.
Утром Элина проснулась от звука работающего телевизора. Громко, намного громче, чем они с Павлом смотрели когда-либо. Голос ведущего новостей смешивался с каким-то ток-шоу, потом переключился на музыкальный канал.
Она спустилась на кухню в халате, надеясь выпить кофе в тишине перед рабочим днём. Сегодня должна была приехать бабушка Настя — дописать рассказ о свадебных обрядах.
— Доброе утро, — Лидия Михайловна стояла у плиты в ярко-розовом спортивном костюме, помешивая что-то в сковороде. — Яичницу делаю. Павлик любит с помидорами.
— Спасибо, я обычно не завтракаю. — Элина прошла к кофемашине.
— Как не завтракаешь? — Лидия повернулась, держа в руке лопатку. — Завтрак — основа здоровья! Вон ты какая худенькая… Неправильно питаешься, наверное.
Элина включила кофемашину. Звук показался особенно громким в утренней тишине, но телевизор всё равно перекрывал.
— А что это у тебя за штука такая? — Лидия кивнула на кофемашину. — У нас дома простая турка. Кофе должен быть настоящий, а не из этих капсул.
— Это удобно, — Элина поставила чашку под носик.
— Удобно… — Лидия покачала головой. — А вкуса никакого. Павлик, сынок, просыпайся! Завтракать пора!
Павел спустился, сонный и взъерошенный. Поцеловал маму в щёку, Элине кивнул.
— Мам, может, телевизор потише? Соседи ещё спят.
— Да какие соседи! Вы же в доме живёте, а не в квартире. — Лидия накладывала яичницу на тарелки. — И вообще, в семь утра уже все должны быть на ногах. Я всю жизнь в шесть встаю.
Элина пила кофе, стоя у окна. В саду распускались яблони — через неделю будет полное цветение. Она хотела записать бабушку Настю именно в саду, под цветущими деревьями. Теперь не получится — слишком шумно.
— Эля, а ты что стоишь? Садись с нами. — Лидия уже расположилась за столом. — Семья должна завтракать вместе.
— У меня сегодня интервью. Нужно подготовиться.
— Интервью… — Лидия жевала яичницу и смотрела на Элину с любопытством. — А с кем интервью-то? С артистами какими?
— С бабушками. Записываю их рассказы о старых обычаях.
— О, господи! — Лидия рассмеялась. — И это работа? С бабушками разговаривать? Павлик, а ты знал, что жена твоя такими делами занимается?
Павел жевал молча, глядя в тарелку.
— Это серьёзный проект, — Элина поставила пустую чашку в раковину. — Диалекты исчезают, нужно сохранить…
— Диалекты! — Лидия всплеснула руками. — А зачем их сохранять? Люди должны говорить правильно, по-русски. А не как в деревне — «ишо» да «ничаво».
