– Ну, не совсем так, – замялся Артём, отводя взгляд в сторону. Его пальцы нервно теребили край кухонного полотенца, а на лбу выступила испарина, несмотря на прохладный вечер.
Оля замерла, держа в руках кружку с недопитым чаем. Кухня, маленькая, но уютная, с деревянным столом и занавесками в мелкий цветочек, вдруг показалась тесной, словно стены сжимались вокруг неё.
– Не совсем так? – переспросила она, стараясь держать голос ровным. – Тогда объясни, что именно она имела в виду, когда сказала, что «Артёмка заслужил эту квартиру не меньше тебя»?
Артём вздохнул и сел на стул, будто ноги перестали его держать. За окном шёл мелкий дождь, и капли тихо стучали по стеклу, создавая фон для их напряжённого разговора.
– Мам просто… – он замялся, подбирая слова. – Она считает, что раз мы женаты, то всё общее. Ну, знаешь, как в семье.
– В семье? – Оля поставила кружку на стол так резко, что чай плеснул через край. – Артём, эта квартира – наследство от моей бабушки! Моей! Не нашей, не твоей, а моей!
Он поднял на неё взгляд, и в его карих глазах мелькнула тень вины. Но тут же сменилась чем-то ещё – упрямством, которое Оля знала слишком хорошо.
– Я понимаю, – сказал он тихо. – Но мама думает, что… ну, что я тоже внёс вклад. Мы же вместе ремонт делали, мебель покупали…
– Вклад? – Оля почувствовала, как внутри всё закипает. – Ты серьёзно? Да, ты поклеил обои в коридоре и помог собрать шкаф. Но это не значит, что ты теперь совладелец!
Она отвернулась к окну, пытаясь успокоиться. Дождь усиливался, и в стекле отражалось её лицо – бледное, с поджатыми губами. Ей было всего двадцать восемь, но в этот момент она чувствовала себя на все сорок. Три года брака, бесконечные компромиссы, попытки ужиться с его семьёй – и вот теперь это.
Квартира в старом панельном доме, досталась Оле от бабушки полгода назад. Это было не просто жильё – это был кусочек её детства. Бабушка, Анна Павловна, пекла в этой кухне пирожки с капустой, рассказывала сказки, учила вязать. Каждый уголок – от потёртого паркета до облупившейся краски на подоконнике – был пропитан воспоминаниями. Оля мечтала вдохнуть в эту квартиру новую жизнь: сделать ремонт, повесить яркие шторы, поставить на полки книги, которые бабушка так любила. И вот теперь свекровь, Галина Ивановна, решила, что её сын имеет на это право?
– Я поговорю с ней, – наконец выдавил Артём, но в его голосе не было уверенности.
– Поговоришь? – Оля повернулась к нему, скрестив руки на груди. – Как в прошлый раз, когда она решила, что я должна бросить работу, чтобы «сосредоточиться на семье»? Или когда она подарила нам тот ужасный сервиз, который я терпеть не могу, и заставила поставить его на самое видное место?
– Оля, ну не начинай, – он потёр виски. – Мама просто хочет, чтобы у нас всё было хорошо.
– Хорошо для кого? – её голос сорвался на крик, и она тут же замолчала, боясь, что соседи услышат. – Для неё? Для тебя? Или для меня, которая теперь должна оправдываться за то, что не хочет отдавать своё наследство?
Артём молчал, глядя в пол. Тишина повисла тяжёлая, как мокрое бельё на верёвке. Оля чувствовала, как в горле встаёт ком. Она любила Артёма – его мягкую улыбку, умение разрядить обстановку шуткой, то, как он обнимал её по утрам, пока кофеварка шипела на плите. Но его мать… Галина Ивановна была как ураган, который сметал всё на своём пути, оставляя за собой хаос и чувство вины у тех, кто осмеливался возражать.
– Ладно, – наконец сказала Оля, с трудом сдерживая дрожь в голосе. – Давай просто спать. Завтра разберёмся.
Но спать она не могла. Лёжа в темноте, она слушала, как Артём тихо посапывает рядом, и думала о том, как всё изменилось за последние месяцы. Когда они только поженились, Галина Ивановна казалась просто заботливой мамой – привозила домашние соленья, звонила раз в неделю, чтобы узнать, всё ли у них в порядке. Но после смерти бабушки всё изменилось. Свекровь стала звонить чаще, приходить без предупреждения, давать советы, которые звучали как приказы. А теперь эта квартира…
Утром Оля проснулась с тяжёлой головой. На кухне уже пахло кофе, и Артём, как обычно, стоял у плиты, жаря яичницу.
– Доброе утро, – сказал он, стараясь улыбнуться. – Хочешь тосты?
– Не хочу, – буркнула Оля, наливая себе воды. – Я хочу понять, что твоя мама задумала.
Артём вздохнул, выключая плиту.
– Она сегодня зайдёт, – сказал он. – Сказала, что хочет обсудить что-то важное.
– Важное? – Оля почувствовала, как внутри всё холодеет. – Что ещё? Она уже решила, как мне жить?
– Оля, пожалуйста, – он посмотрел на неё умоляюще. – Просто выслушай её.
– Хорошо, – кивнула она, хотя всё внутри кричало, что это плохая идея.
Галина Ивановна явилась ровно в полдень, как генерал перед битвой. Её тёмно-синий плащ был застёгнут на все пуговицы, а в руках она держала сумку с логотипом какого-то магазина. Оля невольно отметила, что свекровь выглядела моложе своих пятидесяти пяти – подтянутая, с аккуратно уложенными волосами и яркой помадой. Но её глаза, холодные и цепкие, выдавали характер.
– Олечка, здравствуй, – сказала она, проходя в гостиную без приглашения. – Артёмка, поставь чайник, будь добр.
Оля стиснула зубы, но промолчала, усаживаясь на диван. Галина Ивановна села напротив, поставив сумку на пол, и начала без предисловий:
– Я вчера разговаривала с риелтором, – сказала она, глядя прямо на Олю. – Твоя квартира – хорошее вложение. Но, знаешь, держать её просто так – глупо. Надо либо сдавать, либо продавать.
– Продавать? – Оля почувствовала, как кровь приливает к лицу. (продолжение в статье)
Солнце едва заглянуло в маленькую кухню стандартной двушки, купленной Татьяной в ипотеку три года назад.** Зимний холод настойчиво пробирался сквозь щели в старых рамах, но батареи исправно грели, создавая уютное тепло. На столе дымилась чашка крепкого кофе — единственное утреннее удовольствие, которое Татьяна позволяла себе без угрызений совести.
Она сидела, склонившись над блокнотом с аккуратными столбиками цифр. Каждая суббота начиналась одинаково: проверка счетов, планирование расходов, сверка остатков. Пятнадцать лет работы главным бухгалтером научили её уважать цифры. Они не врали, не манипулировали, не давили на жалость. В её мире, где каждая копейка была на счету, это было единственное, на что можно было положиться.
Ипотека, коммуналка, продукты, бензин. Строки с этими словами были подчёркнуты жёлтым маркером. Отдельно — скромная сумма, которую она по крупицам откладывала на отпуск. Не на шикарный курорт, конечно. Просто на неделю в подмосковном пансионате, где можно поспать до десяти, не думая о квартальных отчётах. Последний раз она отдыхала три года назад.
Телефон на столе завибрировал, заставив её вздрогнуть. Всего восемь утра, а на экране уже светилось имя «Вика». Сестра. Татьяна глубоко вздохнула, откладывая ручку. Вика не звонила просто так. Особенно в субботу. Особенно так рано.
— Привет, Тань, — голос сестры звучал сладко, как сироп. — Не разбудила?
— Нет, я давно встала, — Татьяна машинально потянулась к кофе, но он уже остыл.
— Слушай, у меня тут маленькая проблемка… — Вика сделала театральную паузу. — Катюшке в школе срочно нужно сдать деньги на экскурсию. Четыре тысячи. Я совсем забыла, а завтра уже ехать. До зарплаты ещё неделя, ты же понимаешь…
Татьяна закрыла глаза. «Ты же понимаешь» — это заклинание, после которого она уже пять лет доставала кошелёк. Сначала это были действительно важные вещи: лекарства для Кати, зимние ботинки, учебники. Потом — ремонт стиральной машины у Вики. Потом — новая куртка, потому что «старая выглядит дешёвой». А в прошлом месяце — антибиотики, которые, как потом выяснилось, Кате даже не назначали.
— Хорошо, переведу, — сухо сказала Татьяна, записывая сумму в блокнот. (продолжение в статье)
В итоге Коля остался с бабушкой, а Алина с мамой Леной переехали к Диме.
Почти нормальная, почти полноценная, можно сказать, семья. И так прошло восемь лет. А потом... Алина с Леной остались одни...
— Коля, ты видел новое мамино чудо? – спросила Алина по телефону.
— Мишу, что ли? – спросил брат.
— Какой там Миша, — возмутилась Алина, — Мишу мы уже прошли и забыли, после него был Артур, но его мы тоже забыли. Со слезами, правда, но Бог миловал! А сейчас у нас Максимушка!
— Мать в своем репертуаре, — с досадой проговорил Коля. – Чем этот фрукт тебя так удивил?
— Коля, он старше тебя, хорошо, если на пару лет!
— Алина, ты сама прекрасно знаешь политику мамы Лены, что хочу, то и творю! Если бы не мама Аня, мы бы с тобой в детский дом попали. Так что я уже ничему не удивляюсь.
— Ты так говоришь, будто она тебе не мать! – Алина повысила голос.
— А тебе она – мать? – спросил Коля.
***
Коля появился на свет, когда его маме Лене было шестнадцать. Случай не рядовой, но такое уже не удивляет. Не удивителен был и факт, что отца установить не удалось.
С мамы Лены, какой спрос? Девчонка! Мальчика растила его бабушка, она же мама Аня, как ее Коля всегда и называл.
Через два года после Коли, появилась Алина. Но тут уже и отец был и даже какое-то подобие свадьбы сыграли. Только папа Алины рогом уперся:
— Свою дочь я воспитывать не отказываюсь, а нагулянных мне не надо! Не нанимался я всех обездоленных подкармливать!
В итоге Коля остался с бабушкой, а Алина с мамой Леной переехали к Диме.
Почти нормальная, почти полноценная, можно сказать, семья. И так прошло восемь лет. А потом Дима принял на грудь чего-то очень выгодного, что его желудок переварить не смог. Так Алина с Леной остались одни.
— Лена, может, ты сына к себе возьмешь? – спросила Анна Сергеевна. – Ему уже десять, а он меня матерью зовет. Непорядок это!
— Мам, — заныла Лена, — ну, куда? Как? Тут еще с квартирой непонятно. Может нам вообще съезжать придется. Может, я пока к тебе Алинку привезу?
— Лена, Да как ты… — Анна Сергеевна начала возмущаться, а потом, — вези!
— Мамуля, я их потом заберу! Честно-честно! Вот сейчас разберусь, обустроюсь. (продолжение в статье)