— Мам, только не начинай, ладно? — Лена поставила чашку кофе на стол и выдохнула. — Я выхожу замуж.
Нина Павловна чуть не расплескала чай.
Лена нахмурилась. Ей уже сорок два, и мать сразу поняла — одно неловкое слово, и дочь расплачется. Но та сдержалась, отвернулась к окну.
— Мам, ну я же тоже хочу быть счастливой.
— Конечно, хочешь… — быстро сказала Нина. — А кто он?
— Виктор. Ему пятьдесят восемь.
На кухне повисла тишина. Только чайник за стеной шипит, да сосед сверху что-то сверлит.
— Пятьдесят восемь? — переспросила Нина, чувствуя, как сердце бухает в груди. — Лена, он же почти мой ровесник.
— И что с того? — резко ответила Лена. — Он свободный, хороший человек.
— Хороший, говоришь… А сын у него есть?
— Есть. Уже взрослый, тридцать лет.
— Ну вот, — Нина криво усмехнулась. — Так я теперь кто? Почти свекровь своему ровеснику?
Лена встала, достала из сумки платок.
— Мам, ты опять за своё… Я просто хотела, чтобы ты порадовалась за меня.
Нина хотела что-то сказать, но не смогла. В голове всплыло лицо — знакомые глаза, седые волосы… Виктор Николаевич? Не может быть.
Старое имя из прошлого
Когда-то они с Виктором работали вместе — лет двадцать назад, в бухгалтерии стройтреста. Он всегда был такой… спокойный. Провожал её до остановки, приносил цветы — те самые, которые продавали бабушки в метро: весной нарциссы, осенью астры.
Он умел слушать. Просто слушать, не лезть со своими советами. Говорил тихо, будто боялся спугнуть.
А у Нины тогда дома был кошмар — муж пил, вечно скандалы, денег не было, дети, школа… И эти короткие разговоры с Виктором стали для неё, наверное, единственным островком спокойствия.
Иногда они сидели у проходной, пили чай из термоса, он рассказывал, как мечтает жить за городом, сажать яблони, чтоб тишина и никому не доказывать, что ты прав. А она просто слушала. Даже если не верила — рядом с ним можно было хоть на полчаса выдохнуть.
Потом он исчез — жена заболела, семья, заботы. Писать не стал, не позвонил.
И всё. Тишина. Только иногда всплывает его лицо, как запах сирени из старого альбома: откроешь — и сердце будто снова молодое, а потом закрываешь, чтобы не больно было.
Через неделю Лена позвала:
— Мам, приходи к нам на ужин. Познакомишься.
Квартира Виктора оказалась просторной, с видом на парк. В прихожей пахло кофе и свежей краской — видно, недавно ремонт закончили. На стене тикали часы, громко и неловко, будто специально подчеркивали паузу между ними.
Нина стояла у двери, не знала, куда себя деть. Пальто сняла слишком поспешно, сумку поставила не туда и сразу пожалела — всё как-то неуклюже, чужое.
Из комнаты вышел мужчина. Высокий, в очках, чуть небритый. И застыл.
— Нина… — сказал он глухо.
— Давно не виделись, — ответила она, стараясь держать голос ровным.
Лена стояла между ними, растерянная.
— Когда-то, — коротко сказала Нина. — Очень давно.
Дальше всё шло вежливо, даже слишком. Виктор предложил повесить пальто, подвинул стул, спросил — чай или кофе. Словно боялся не слова, а паузы после него.
Вечер тянулся. Виктор говорил про работу, про сына, про дачу. Лена смеялась, подшучивала. А Нина молчала — слушала и будто бы всё время ждала, что он скажет что-то то самое, но не сказал. Воздух между ними был плотный, как старая фотография, которую боишься вытащить из ящика.
На кухне, когда остались вдвоём, Нина тихо сказала:
— Хороший у тебя выбор. Надёжный человек.
— Я знаю. Только не смотри так строго, ладно? Он тебя боится.
— И пусть, — усмехнулась Нина. — Это полезно.
Когда уходила, Виктор проводил её до лифта. Молчали.
— Не думал, что судьба так пошутит, — сказал он на прощание.
— Она любит, — ответила Нина. — Особенно над взрослыми.
Двери лифта закрылись, и он исчез. Осталось только то странное чувство — будто кто-то постучал из прошлого и не дождался ответа.
Свадьба, про которую шептались соседи
Свадьба была простая — кафе на окраине, шары, три салата и шампанское. Музыка хрипит, официантка бегает между столами. На торте фигурки кривые, но Лена светится — давно я её такой не видела.
Соседи, конечно, не удержались:
— Ой, дочка-то с ровесником матери!
— Да сейчас все так, кому как повезёт.
