Мудрая была моя бабушка.
Я открыла шкаф в спальне. Там висели бабушкины вещи — платья, которые она так любила, её любимый кардиган. Я прижала к лицу мягкую шерсть. Пахло лавандой — бабушка всегда клала в шкаф саше с сушёной лавандой.
Телефон зазвонил снова. На этот раз незнакомый номер. Я ответила.
— Екатерина Сергеевна? — мужской голос был вежливым и официальным.
— Вас беспокоят из агентства недвижимости «Московские квартиры». К нам обратилась Галина Петровна Воронцова по поводу продажи вашей квартиры…
Я не дослушала. Нажала отбой и набрала номер Павла.
— Кать, слава богу, ты ответила! Где ты?
— Твоя мать уже звонит в агентства недвижимости, чтобы продать мою квартиру!
— Что? Не может быть…
— Мне только что позвонили! Павел, это переходит все границы!
— Я поговорю с ней…
— Поговоришь? Как всегда поговоришь, а потом ничего не изменится?
— Катя, ну что ты хочешь от меня? Она моя мать!
— А я твоя жена! Или это ничего не значит?
Павел молчал. Это молчание сказало больше любых слов.
— Знаешь что, — сказала я, — я останусь здесь на ночь. Мне нужно подумать.
— Кать, не надо так…
— До свидания, Павел.
Я отключила телефон и легла на бабушкину кровать. Завтра нужно будет принимать решения. Но сегодня я просто буду спать в своей квартире, где никто не войдёт без стука, не будет рыться в моих вещах и не станет решать за меня, как мне жить.
Утром я проснулась от настойчивого звонка в дверь. Посмотрела в глазок — Павел.
— Катя, открой, пожалуйста. Я знаю, что ты там.
Я открыла. Муж выглядел помятым, небритым, с красными глазами.
Я отступила в сторону, пропуская его. Павел прошёл в гостиную, огляделся.
— Хорошая квартира. Уютная.
— Твоя мать не с тобой?
— Нет. Я пришёл один. Нам нужно поговорить.
Мы сели на диван. Павел взял меня за руку.
— Катя, прости меня. Я знаю, мама перегибает палку. Но она не со зла, правда. Она просто… привыкла всё контролировать. После того как отец умер, она взвалила на себя всё — и дом, и мастерскую, и меня…
— Павел, твоему отцу двенадцать лет как нет. Ты уже взрослый мужчина. Пора бы и отпустить контроль.
— Я понимаю. Но для неё это сложно. Она боится остаться одна.
— А я? Я что, не имею права на нормальную жизнь? На личное пространство? На собственные решения?
— Имеешь, конечно, имеешь…
— Тогда почему ты никогда меня не защищаешь? Почему всегда молчишь, когда она унижает меня?
Павел опустил голову.
— Я не знаю, как ей противостоять. С детства привык, что мама всегда права. Что нужно её слушаться.
— Но ты уже не ребёнок! Тебе тридцать лет!
— Я знаю. И я понимаю, что так больше нельзя. Вчера, после того как ты ушла, у нас с мамой был серьёзный разговор.
— Я сказал ей, что если она не прекратит вмешиваться в нашу жизнь, мы переедем.
Я удивлённо посмотрела на мужа. Неужели он действительно это сказал?
— Сначала кричала, потом плакала, потом снова кричала. Но я стоял на своём. Сказал, что квартира — твоя, и только ты решаешь, что с ней делать. И что если мама не изменит своё отношение, мы переедем сюда.
— Правда. Катя, я люблю тебя. И я не хочу тебя потерять из-за маминых капризов.
Я почувствовала, как на глаза наворачиваются слёзы. Впервые за три года Павел встал на мою сторону.
— Но сможешь ли ты жить отдельно от неё? Не побежишь обратно после первой же её жалобы на здоровье?
— Не побегу. Обещаю. Мы будем навещать её, помогать, если нужно. Но жить будем отдельно.
— Мастерская приносит достаточно дохода. Мама справится. Да и дядя Миша ей помогает, он же там главный механик.
Я прижалась к мужу. Неужели всё наконец изменится?
— Давай не будем торопиться с переездом, — сказала я. — Дадим твоей маме время привыкнуть к мысли.
— Хорошо. Но если она снова начнёт…
Мы вернулись домой вместе. Галина Петровна встретила нас в прихожей. Выглядела она непривычно — без своей обычной боевой готовности.
— Катя, — сказала она, — я хотела извиниться. Я правда позвонила в агентство, но это было сгоряча. Я отменила заявку.
Я кивнула, не зная, что ответить.
— Я понимаю, что перегнула палку. Просто… мне трудно принять, что Паша вырос. Что у него своя семья. Я привыкла всё решать за него.
— Галина Петровна, я не враг вам. Я люблю вашего сына и хочу, чтобы мы все жили в мире.
— Я постараюсь. Правда, постараюсь. Но вы тоже меня поймите — трудно менять привычки в моём возрасте.
— Мы понимаем, мам, — сказал Павел. — Но нам всем придётся учиться жить по-новому. С уважением друг к другу.
