— Я же говорила, что из тебя хозяйка никакая, — голос прозвучал за спиной Марины в тот самый момент, когда она доставала из духовки идеально пропечённый пирог с вишней.
Слова упали как ледяной дождь на праздничное настроение. Марина замерла с горячим противнем в руках, вдыхая аромат корицы и своего разрушенного утра. Она не обернулась. Она знала, что увидит за спиной — Нину Павловну, свою свекровь, стоящую в дверном проёме кухни с привычным выражением брезгливого превосходства на лице.
Три года. Три бесконечных года Марина жила под одной крышей с этой женщиной, которая превратила их квартиру в поле боя. Каждое утро начиналось с критики, каждый вечер заканчивался упрёками. Нина Павловна находила изъяны во всём — в том, как Марина готовит борщ, как гладит рубашки, как воспитывает дочь, как разговаривает с мужем. Свекровь была мастером ядовитых замечаний, которые она подавала под соусом заботы.
Марина аккуратно поставила противень на стол и повернулась к Нине Павловне. Та уже успела подойти ближе и теперь разглядывала пирог с таким видом, словно перед ней лежала дохлая крыса.
— Опять тесто не пропеклось в середине. Я же учила тебя — температуру надо снижать после первых пятнадцати минут. Но ты же никогда не слушаешь. Упрямая, как осёл. Вот Андрюша в детстве обожал мои пироги. Каждые выходные просил испечь. А твои… — она презрительно поджала губы. — Даже внучка не ест.
Это была ложь. Маленькая Лиза обожала мамины пироги и всегда просила добавку. Но Нина Павловна переписывала реальность под себя, создавая альтернативную вселенную, где она была идеальной матерью, идеальной хозяйкой, идеальной свекровью, а Марина — бездарной самозванкой, которая каким-то чудом заполучила её драгоценного сына.
— Нина Павловна, пирог прекрасно пропёкся. Я проверяла деревянной палочкой, — спокойно ответила Марина, хотя внутри всё кипело.
— Ой, да что ты понимаешь в выпечке! — всплеснула руками свекровь. — Ты же из города, вас там мамы ничему не учат. Вот я в твои годы уже могла накрыть стол на двадцать человек, и никто не уходил голодным. А ты? Макароны варишь из пачки да котлеты покупные разогреваешь. Позор!
Марина сжала кулаки так сильно, что ногти впились в ладони. Она готовила каждый день. Она вставала в шесть утра, чтобы приготовить завтрак мужу перед работой. Она осваивала сложные рецепты по кулинарным книгам, экспериментировала, старалась. Но для Нины Павловны все её усилия были невидимыми. Свекровь видела только то, что хотела видеть — неумелую девчонку, недостойную её сына.
Андрей, как всегда, отсутствовал во время этих утренних боёв. Он уходил на работу рано, возвращался поздно и предпочитал не вмешиваться в «женские дела». Когда Марина пыталась поговорить с ним о поведении его матери, он отмахивался: «Мама просто заботится о нас. Она не со зла. Потерпи, она же пожилой человек».
Потерпи. Это слово стало проклятием её жизни. Терпи унижения. Терпи оскорбления. Терпи вторжение в личное пространство. Терпи, потому что она — свекровь, мать твоего мужа, бабушка твоего ребёнка.
Но сегодня что-то сломалось. Может быть, это был последний взгляд на идеальный пирог, который она пекла с четырёх утра специально к приезду своей подруги. Может быть, накопившаяся усталость от бесконечной критики. Или просто предел терпения, который есть у каждого человека.
— Хватит! — слово вырвалось прежде, чем Марина успела его остановить.
Нина Павловна вздрогнула от неожиданности. За три года совместной жизни невестка ни разу не повышала на неё голос. — Что значит «хватит»? — свекровь быстро оправилась от шока и перешла в наступление. — Как ты смеешь так со мной разговаривать? Я мать твоего мужа! Я имею право…
— Нет! — Марина сделала шаг вперёд, и Нина Павловна инстинктивно отступила. — У вас нет никаких прав! Это мой дом, моя кухня, мой пирог! И я больше не позволю вам отравлять мою жизнь своими ядовитыми комментариями!
