— Не кричи, разбудишь Лизу, — он прошёл в гостиную, она последовала за ним. — Послушай, мама стареет. Ей нужна уверенность в завтрашнем дне. Квартира будет на неё оформлена, но жить мы будем здесь. Ничего не изменится.
— Ничего не изменится? Паша, ты понимаешь, что говоришь? Мы станем бесправными жильцами в собственном доме! Твоя мать сможет выгнать нас в любой момент!
— Она не выгонит. Она же не монстр, она моя мать.
Марина села на диван. Ноги больше не держали. Человек, которому она доверяла больше всех на свете, предал её. И даже не понимал этого.
— А что будет, если мы разведёмся? — тихо спросила она.
Павел вздрогнул, словно она ударила его.
— Зачем ты об этом говоришь? Мы не собираемся разводиться.
— Но если? Я останусь на улице с ребёнком. Без жилья, без ничего. После пяти лет брака, после всего, что я вложила в эту семью.
— Марина, перестань драматизировать. Никто никуда тебя не выгонит. Просто подпиши документы, и забудем об этом.
Она подняла на него глаза. В них больше не было слёз. Только холодная решимость.
— Я не подпишу отказ от квартиры. Это мой дом тоже. Я имею право на него не меньше, чем твоя мать.
Лицо Павла начало краснеть. Она знала этот признак — он злился.
— Марина, не усложняй. Мама уже всё решила. Она даже к нотариусу записалась на завтра.
— Пусть идёт одна. Без моей подписи она ничего не сможет сделать.
Павел встал и начал ходить по комнате. Его движения были резкими, нервными.
— Ты не понимаешь. Если ты откажешься, мама… она может наделать дел. Она сказала, что если ты не согласишься по-хорошему, она подаст в суд. Скажет, что мы обманом выманили у неё деньги. У неё есть знакомый адвокат, он уже готов взяться за дело.
Марина почувствовала, как внутри неё что-то ломается. Это был не просто предательство. Это был заговор. Свекровь и сын объединились против неё, загнали в угол, поставили ультиматум.
— И ты ей позволишь? Позволишь унизить мать твоего ребёнка? Отобрать у неё дом?
Павел остановился и посмотрел на неё. В его взгляде была обречённость.
— Я не могу идти против матери, Марина. Она вырастила меня одна, отдала мне всё. Я не могу её предать.
Он не ответил. И это было красноречивее любых слов.
Ночь Марина провела на кухне. Она сидела за столом, смотрела на папку с документами и думала. О том, как пять лет назад они с Павлом были счастливы. О том, как мечтали о своём доме, о детях, о будущем. О том, как свекровь медленно, но верно разрушала их брак. Сначала мелкие придирки, потом открытая критика, теперь вот это.
К утру решение было принято.
Она разбудила Лизу раньше обычного, одела, накормила. Собрала самые необходимые вещи в большую сумку. Паспорта, документы, детские вещи, немного одежды для себя. На кухонном столе оставила записку:
«Паша, я ухожу к родителям. Документы на квартиру лежат в папке твоей матери. Можете делать с ними что хотите. Я не буду участвовать в этом фарсе. Когда решишь, что для тебя важнее — мать или семья, позвони. Но учти, я не буду ждать вечно. Марина.»
Выходя из квартиры, она в последний раз оглянулась. Этот дом, в который они вложили столько сил, любви, надежд, больше не был её домом. Он стал полем битвы, где она заранее проиграла.
Родители жили в пригороде, в старом, но уютном доме с садом. Отец открыл дверь и, увидев её заплаканное лицо и сумки, молча обнял.
— Проходи, дочка. Мама блины печёт.
Они не задавали лишних вопросов. Просто приняли. Дали время прийти в себя. Вечером, когда Лиза уснула в комнате, которая когда-то была детской самой Марины, они сели за чаем.
— Рассказывай, — коротко сказала мать.
Марина рассказала всё. О требовании свекрови, о предательстве мужа, о своём решении. Родители слушали молча. Когда она закончила, отец первым нарушил тишину.
— Правильно сделала, что ушла. Нельзя позволять так с собой обращаться.
— Но папа, квартира… Мы столько в неё вложили…
— Квартиру можно купить новую. А достоинство и самоуважение — нет. Живи у нас сколько нужно. Места хватит.
Мать взяла её за руку.
— Маринка, я тебе одно скажу. Мужчина, который выбирает мать вместо жены, не мужчина вовсе. И свекровь, которая разрушает семью сына — не мать, а эгоистка. Ты достойна лучшего.
Павел позвонил через три дня. Голос у него был усталый, надломленный.
— Марина, возвращайся. Мама согласна отложить переоформление. Давай поговорим.
— Отложить или отменить? Молчание.
— Отложить, — наконец ответил он.
— Тогда нам не о чем говорить.
Она отключилась. Сердце болело, но решимость крепла.
Через неделю позвонила свекровь. Марина долго смотрела на высветившееся имя, прежде чем ответить.
— Мариночка, милая, что же ты делаешь? — голос Нины Петровны был слащавым, фальшивым. — Зачем ты мучаешь Пашеньку? Он же извёлся весь без тебя и Лизочки.
