«Да как ты смеешь! Речь идет о ребенке твоего мужа! Хочешь, я сделаю анализ ДНК и ты сама все увидишь?» Честно говоря, София не хотела ничего, кроме одного — чтобы ее оставили в покое. Последние дни она существовала в каком-то пограничном состоянии, разрываясь между мольбами о выздоровлении Марка и леденящим душу страхом. Она почти не ела, не спала, проводя часы в ожидании звонка из больницы. И вместо долгожданной хорошей новости она получила этот удар ниже пояса. Другая на ее месте, возможно, сломалась бы и ушла, но София — нет. Она не была готова устраивать сцены, но и верить на слово сестре, известной своей склонностью к интригам и преувеличениям, тоже не могла. Свекровь могла быть введена в заблуждение, могла сговориться с Вероникой, чтобы избавиться от неугодной невестки. Кто знал, где здесь правда?
«Ты еще пожалеешь о своих словах! Если Марк не придет в себя, я все равно докажу через суд права моего ребенка и вышвырну тебя отсюда!»
Дверь захлопнулась с оглушительным грохотом. София, наконец, позволила себе рассыпаться. Она доплелась до дивана и упала на него, беззвучно рыдая, пока волны отчаяния и неопределенности накатывали на нее, смывая последние остатки сил. Она не знала, кому верить, как жить дальше и на что надеяться. Вся ее реальность превратилась в хаос.
Прошло несколько долгих, мучительных дней. София, пытаясь отвлечься на работу, проверяла чертежи нового проекта, когда на экране телефона высветился знакомый номер больницы. Сердце заколотилось в груди. Голос в трубке был спокоен и деловит: Марк пришел в себя. Он очнулся, спрашивал о жене, но пока оставался в реанимационном отделении, и визиты были невозможны. Слезы хлынули из глаз Софии ручьем, но на этот раз это были слезы безумного, всезатмевающего облегчения. Она забыла о визите Вероники, о неприятном разговоре со свекровью. Единственное, что имело значение, — ее молитвы были услышаны. Вечером того же дня, выйдя из офиса, София столкнулась с Ириной Викторовной. Та, казалось, поджидала ее. «Нам нужно поговорить, София», — строго сказала свекровь и, не дожидаясь согласия, направилась в сторону небольшого сквера. «Оставь моего сына. Не рушь его шанс на счастье. Они с Вероникой любят друг друга, у них скоро будет ребенок. Понимаю, тебе больно, но разве можно держать человека силой? Ты не станешь давить на него сейчас, в его состоянии?»
«Если Марк сам скажет мне, что хочет развода и подтвердит свои отношения с моей сестрой, я не стану чинить препятствий», — четко, по слогам, произнесла София.
Ей до смерти надоело, что все вокруг, даже не поговорив с Марком, решали его судьбу и пытались выставить ее назойливой помехой. Она не могла поступить так просто. Хотя бы из уважения к тем годам, что они прожили вместе, она должна была посмотреть ему в глаза. И если уж расставаться, то сделать это достойно, без гнева и проклятий. Она не хотела ненавидеть человека, которого так любила. Боль от предательства, если оно было, будет невыносимой, но она справится. Она переживет это, если будет знать, что он счастлив.
Как только Марка перевели в обычную палату, София помчалась в больницу. Она влетела в комнату, полная надежды и страха, но встретила лишь ледяной, отчужденный взгляд. Когда она попыталась взять его руку, он резко одернул ее, будто прикосновение жены причиняло ему физическую боль. «Я хочу развестись», — произнес он ровным, бесстрастным тоном, без предисловий.
«Р-развод? Значит… ты все для себя решил?» — голос Софии предательски дрогнул. Готовность к худшему не смягчила удара. Острая боль пронзила грудь, сдавила горло.
«Да. Я все обдумал. Хочу, чтобы мы развелись как можно скорее».
«Значит, она не врала? Вы и правда… все это время были вместе? И она ждет твоего ребенка?»
В глазах Марка мелькнуло мгновенное удивление, даже растерянность. Он нахмурился, но через секунду его лицо снова застыло маской безразличия.
